Уильям паркует машину у парадной каменной лестницы, и к нам сбегает мужчина в черном костюме, поспешно раскрывая огромный черный зонт. Он тянет на себя пассажирскую дверцу и торжественно приветствует меня:
– Добро пожаловать в Олдридж!
О боже, у их дома даже свое название есть! Шум дождя заглушил слова мужчины, и я не уверена, что верно расслышала название, но переспросить я не осмеливаюсь. Я выхожу наружу, прячась под зонтом, который он любезно держит над моей головой, и бормочу:
– Здравствуйте, мистер Джеймс.
Отец Уильяма совсем не похож на сына – коренастый, черноволосый, но такой же невозмутимый и полный достоинства. Настоящий английский джентльмен в черном смокинге и белой рубашке.
– Нет, Джейн, это не папа, – поправляет меня Уильям, выходя из машины, и берет у мужчины зонт. – Спасибо, Томас.
Тот отступает прямо под дождь, оставаясь позади. А Уильям, подняв черный купол зонта над головой, ведет меня по широким каменным ступеням.
– А?.. – Я растерянно оборачиваюсь на мужчину, который с невозмутимым видом раскрывает второй зонт и следует за нами.
– Это дворецкий, – спокойно сообщает Уильям.
– Кто? – Мне кажется, я ослышалась или неправильно его поняла из-за шума дождя.
– То есть человек, который управляет домом и прислугой, – объясняет Уильям, решив, что я не знаю значения слова «дворецкий».
Меня трясет от волнения, когда я смотрю на приближающиеся двери особняка – высокие и широкие, из старинного темного дерева, обитые железом. А над ними на фасаде особняка я вижу родовой герб. Да кто же ты такой, Уильям? Наследный герцог? Уильям удерживает меня за локоть у двери. А дворецкий подходит к дверям и растворяет их перед нами движением, полным важности и достоинства.
У меня перед глазами все плывет от волнения, а ноги подкашиваются. Как истинный джентльмен, Уильям пропускает меня внутрь, и я первой вхожу в роскошный холл.
Я попала в аббатство Даунтон. Вокруг деревянные панели, позолота и бархат, старинные портреты в резных рамах, высокие фарфоровые вазы – как будто в музее. Пахнет воском и стариной. Я завороженно верчу головой по сторонам, когда слышу почтительный голос Уильяма, который эхом разносится по холлу:
– Здравствуй, мама.
Я вздрагиваю и поднимаю глаза наверх – по широкой каменной лестнице к нам медленно и грациозно спускается красивая леди лет сорока пяти. Слово «женщина» для нее недостаточно изысканно. Женщина – это в толкучке в московском метро или в очереди на кассу в «Пятерочке». А эта утонченная английская леди знает себе цену и сейчас пристально разглядывает меня, тоже оценивая, чего я стою. Точнее – стою ли я ее сына? Я нервно вцепляюсь в руку Уильяма, лихорадочно соображая, будет ли вежливым поздороваться с ней прямо сейчас, когда нас разделяют ступени, или дождаться, пока она приблизится.
– Позвольте вашу куртку, мисс.
От вкрадчивого голоса дворецкого за спиной я вздрагиваю. О нем я уже забыла! Мужчина, любезно наклонив голову набок, ждет.
– Конечно, – бормочу я, вынимая рукава из куртки. – Спасибо, Томас. Я Джейн.
Я улыбаюсь ему, но он, едва удостоив меня кивком, уже отворачивается. Как будто я не заслуживаю его внимания и он не надеется увидеть меня здесь еще. На меня снова накатывает паника, а когда я поворачиваюсь к Кэролайн, она уже сходит с лестницы. Уильям, повесив свое пальто сам, берет меня за руку и ведет навстречу к ней. Я растерянно ступаю ботинками по дорогому ковру, оставляя грязные следы. Но никто не предлагает мне переобуться, сам Уильям тоже проходит в дом в уличной обуви.
