– Выведи мою дочь в центр зала и покажи, как хорошо она умеет двигаться. Менестрели, чего же вы ждете? Играйте, да проклянут вас боги!
Звучит веселая мелодия, и сэр Трамьяр спешит к моей сестре, кланяясь и протягивая руку. Ильсевель аккуратно откусывает кусочек мяса, медленно пережевывает, проглатывает и только затем откладывает нож в сторону и, тщательно вытерев руки салфеткой, принимает предложение Трамьяра. Причем она проделывает все это, ни разу не взглянув ни на Фора, ни на нашего отца. Другие молодые люди также перемещаются на танцевальную площадку, заполняя пространство длинными прямыми рядами. На руку Ауры претендует овдовевший герцог примерно на двадцать лет старше ее, который определенно слишком сильно превосходит мою сестру в росте. Другой рыцарь предлагает танец Лирии, и я наблюдаю, как она занимает место через несколько пар от моих сестер, которые стоят во главе своего рода.
Пары начинают свои первые повороты. Их движения легки, грациозны и синхронны. Ильсевель, безусловно, держится достойно и достаточно элегантно, однако Аура затмевает ее своим мастерством.
Ее застенчивость, кажется, тает, когда она вливается в поток музыки. Шаги этой хрупкой девчушки невесомы, грациозны и так естественны, что она становится похожа на лебедя, скользящего по кристально чистому озеру. В такие мгновенья нетрудно догадаться, в чем заключается ее божественный дар.
Я успеваю понаблюдать за этим завораживающим выступлением еще несколько мгновений, пока какое-то движение возле отца и Ильсевель не заставляет меня перевести взгляд. Леди Финдра приближается к королевскому креслу и приседает в глубоком реверансе, демонстрируя все прелести, которые даже не пыталось скрыть ее платье с глубоким вырезом. Улыбка отца хищная, как у изголодавшегося волка. Моя мать, однако, лишь холодно смотрит в другую сторону.
– Мой дорогой король, – говорит Финдра, протягивая отцу руку, – верно ли, что ты должен подавать своим гостям пример?
Отец хихикает и наклоняется к Фору, говоря что-то, чего я не слышу. Лицо Фора – нечитаемое, закрытое для любых интерпретаций. Моя мать, однако, наклоняется к отцу и резко говорит:
– Ларонгар! Ради богов.
– Что? – отец смеется и отодвигает свой стул. – Ты ведь сама не собиралась танцевать со мной, – с этими словами он берет Финдру за руку и позволяет вывести себя в центр зала. Они вдвоем занимают ведущую позицию, вливаясь в вихрь танца. Финдра двигается с выработанной за годы тренировок грацией, в то время как мой отец шагает по полу, как по полю битвы. Он громко смеется на каждом повороте, который приближает его достаточно близко, чтобы ущипнуть или приласкать свою даму, которая в ответ визжит и хлопает его по руке.
Я крепко сжимаю свой кулон. Давление в голове растет с каждой секундой. Интересно, какую его часть составляют эмоции моей матери, сидящей в напряженном молчании с бесстрастным лицом-маской? Конечно, можно подумать, что после стольких лет она должна была привыкнуть к повадкам отца. Однако каким-то образом он каждый раз все равно ухитряется причинить ей боль.
Первая песня заканчивается, и сразу же начинается другая веселая мелодия, от которой так и хочется встать с места и вприпрыжку пуститься в пляс. Впервые с тех пор, как я вошла в этот зал, напряжение в атмосфере несколько падает. Никто, слушая эту песню, не может не почувствовать душевного подъема.
