Я прикрыла за собой дверь, ступила в глубокий сумрак, ориентируясь наощупь. Прокралась к окну и плотнее задернула тяжелые гардины. Теперь можно зажечь свет. Я повела пальцами, и над ними запылал крошечный золотистый огонек. Моих умений хватало на такие вот «светлячки», и сейчас я почти гордилась собой.
На широком столе для переговоров, где обычно собирались люди отца, лежала карта. Я посмотрела на неё, попыталась запомнить расположение фигурок. Те казались хаотично расставленными на нескольких землях, причем нам не принадлежащих.
Я двинулась дальше, к письменному столу. Отец хранил бумаги в строгости, не допускал хаоса, и сейчас я легко ориентировалась в переписках и отчетах. Картинка складывалась странная.
— Я могу ошибаться, но, кажется… это твой отец планирует наступление, — сообщила я Алексису той же ночью, когда мы встретились за яблоневыми деревьями.
Я рассказала, что увидела в многочисленных записях. Опасения, намеки, открытые предостережения. Да и по карте сходилось: земли, на которых стояли фигурки, граничили с нашими, а значит, войска Коэрли могли занимать их, намереваясь атаковать нас.
Я говорила негромко и не смотрела в глаза Алексису.
— Бред! — возмутился тот, выслушав до конца. — Он не стал бы! Он ведь сам отдал меня, чтобы заключить перемирие, и если первым нарушит договор, то…
Мужчина замолчал, будто его горло перехватило спазмом.
В случае срыва соглашения ему грозила смерть. Его жизнь имела смысл, пока наших родителей сдерживал договор. Алексис выступал гарантом того, что Коэрли-старший не нападет первым.
— А если он специально отдал тебя, чтобы задурить моему папе мозги и атаковать исподтишка? — спросила я всё так же тихо.
— Он не стал бы… — повторил мужчина обреченно.
Клянусь, сегодня я впервые прочитала на его лице какие-то эмоции. Боль, непонимание, неверие.
Что ж, мой собственный отец хоть и отдает меня замуж как племенную кобылу, но хотя бы не разменивается мною в своих грязных военных стратегиях.
У Демида Коэрли, отца Алексиса, ещё трое сыновей — и, по всей видимости, он посчитал себя настолько всесильным, что сдал младшего как невыгодную игральную карту.
Я поежилась.
— Послушай… — внезапно мне захотелось как-то успокоить Алексиса.
Нелепое чувство запылало в груди. Обида за человека, который был мне никем (а мог стать худшим моим кошмаром, после нашего замужества).
Но он не позволил даже ладонью коснуться плеча — резко отстранился, губы его были плотно сжаты, как всегда, когда он душил в себе негодование.
— Всё нормально. Возможно, ты ошиблась.
— Возможно, — не стала отрицать я, хотя записи были вполне однозначными. — Я рассказала тебе лишь то, что увидела сама.
— Мне надо тренироваться, — мужчина сжал палку, желваки его были напряжены, и кадык дернулся. — Не переживай, моё обещание в силе. Если мы поженимся, я гарантирую тебе свободу.
Если…
Мы распрощались, и я вернулась к себе в спальню.
Но на душе скреблась тревога. Я выглядывала в окно, всё надеясь рассмотреть темную фигуру Алексиса, что возвращается домой. Но до самого рассвета он так и не появился.
Неужели тренировался всю ночь напролет?
3. Глава 3
Папа вызвал меня к себе после завтрака. На том, кстати, Алексис Коэрли появился, но выглядел откровенно паршиво. Казалось, он даже и не ложился спать. Под глазами залегли черные тени, лицо осунулось. Если обычно он хотя бы ковырялся в еде, то на сей раз оставил её безо всякого интереса.
