- Зачем? Наоборот, тебе надо подышать, а то совсем плохо станет.
Сама Фредерике переносила поездки довольно легко. Единственное, ее раздражала скука, которая начиналась с приближением сумерек. Конечно, именно для таких случаев и существуют компаньонки, но тратить врем на бесполезные разговоры было жаль. Дамы придерживались диаметрально противоположных взглядов на поэзию и литературу.
Набожная Магдалена предпочитала исключительно язык храма, считая все остальные языки слишком приземленными для высоких чувств, которые вызывает в человеке поэзия. Молодая графиня же, наоборот, увлеклась новомодными веяниями, побуждающими поэтов писать на родном языке. «Если бы Творцу не был угоден наш язык, он бы не создавал его» - повторяла она вслед за своим ученным братцем. Магдалена только качала головой, но спорить с Марией-Фредерикой не решалась.
И дело было даже не в простом страхе потерять место. Просто, она не считала себя в достаточной мере ученной, чтобы спорить. В ее понимании – понимании рыцарской вдовы среднего достатка, все было просто: храмовый язык для молитвы и возвышенных вещей, простой заксонский – для пустых разговоров и приказов слугам. Это только молодые господа нахватались всяких новомодных веяний. Поэтому добрая женщина ждала того часа, когда Мария-Фредерике наконец-то выйдет замуж и займется чем-нибудь полезным.
А сейчас ей ничего не оставалось, как напомнить, что запах черемухи, которым в момент пропитаются находящиеся в карете бархат и меха, вызывает не только эфемерное «ощущение весны», но и вполне настоящие головные боли.
- Вечно ты со своими нотациями, Магдалена! – Недовольный тон Фредерика, однако, посчитала нужным смягчить извиняющейся улыбкой. – Посмотри, как красиво вокруг! Когда еще выдастся побывать в горах.
- Не знаю я, Фредерика, что вы в них находите, в этих горах, - зябко поежилась Магдалена. – Холодно, ветрено, тряско. И опасно к тому же. Говорят, в этих лесах развелась уйма разбойников.
- Это только говорят, - беспечно отмахнулась Фредерика. – Да, первые месяцы после войны, говорят, на дороги выходили шайки дезертиров. Но и отец, и соседи уже давно навели порядок.
Магдалена только вздохнула. Наверное, граф Моритц был прав. Фредерике, вечно витающей в облаках и грезящей о несбыточном, только принцессой и быть. Потому что хозяйство помельче растащат, как есть, пока хозяйка будет стихосложением заниматься.
Ответом ей был такой же вздох Фредерики. Молодая графиня заранее предвкушала дворцовую скуку. Хоть, говорят, Люнборгская королевская семья и славится своей открытостью, вон, даже невестку младшую «из народа» пригрели, все же, дворец остается дворцом. Даже в отцовском замке жизнь протекала, словно по двум параллельным линиям. В семейных покоях было позволено одно, на людях – совсем другое. А уж во дворце, страшно даже и подумать.
И сколько не готовили Рике к подобной судьбе, сейчас она ощущала себя узницей, вроде тетки Авроры. Хотелось открыть окно напустить в карету запахов цветущих деревьев. Хотя бы в знак протеста. Только права ведь Магдалена, кроме головной боли, ничего этим жестом детского упрямства не добьешься.
Колеса кареты время от времени поскрипывали, жалуясь на тяжесть горных дорог. Постоялые дворы сменялись небольшими поместьями, где вассалы с радостью принимали на ночлег молодую графиню со свитой. Можно было отдохнуть с удобствами, можно было прогуляться по хозяйскому саду, разминая затекшие от постоянного сидения ноги. До самого хребта путешествие можно было назвать легким и приятным. Единственное, на что могли пожаловаться Фредерика с компаньонкой, это скука.
