Кто-то коснулся ее плеча.
Сестра Римма уронила совок – он с грохотом упал на бетонное крыльцо часовни, рассыпав сор по ступенькам.
Лишенная плоти, пожелтевшая от веков и тысячелетий кость – хрупкое запястье, украшенное золотыми браслетами…
Такой нежный, призрачный, почти обморочный звон золотых бусин…
Сестра Римма резко обернулась и прижала ладони ко рту, боясь закричать – неужели???
Но нет, никого… все пусто…
Голая желтая стена. Сестра Римма захлопнула дверь, пересекла часовню, рухнула на колени и прижалась к холодной твердой стене пылающим лбом.
– Видите, оказалось, что соседка Балашова не лгала – вот он, тот посетитель, Горлов, – подвела итог Катя, когда они покинули лечебный корпус санатория.
Ей захотелось уколоть Страшилина – ишь какой: «не верьте свидетелям, люди лгут»… Ничего и не лгут, возможно, просто сразу с мыслями не могут собраться, как лучше рассказать об увиденном. И не надо, не надо, Андрей Аркадьевич, делать столь поспешные выводы.
– Да, любопытный старикашка. Хреноватенький, – ответил Страшилин. – За сердце сразу схватился.
– Убили его приятеля, а в этом возрасте смерть сверстников воспринимается особенно остро.
– И все-то вы знаете. – Страшилин открыл дверь машины. – Ладно, Горлов у нас на примете, но с ним позже разберемся.
– И куда мы теперь? – спросила Катя, усаживаясь.
– Обратно. Эксперты закончили работу в доме. И я хочу, чтобы вы увидели одну деталь, возможно, главную в этом деле.
И конечно же, после этой фразы весь короткий путь от санатория до дома Уфимцева Катя сгорала от нетерпения. Вот оно! Вот что она предчувствовала в этом деле – какой-то подвох. Что-то необычное, что сразу всех заставило взглянуть на это дело под совершенно другим углом.
Кирпичный коттедж встретил их тишиной – калитка распахнута настежь. Страшилин осмотрел ее. Эксперты действительно уже закончили осмотр и собирали оборудование.
– Что нового?
– Его мобильный пропал. Нигде нет, сколько ни искали, – ответил старший группы.
– Не факт, что он имелся у старика. Впрочем, сейчас редко кто не имеет. – Страшилин поднялся на крыльцо, Катя следовала за ним, подгоняемая адским любопытством. – Все звонки на его здешний домашний номер проверим, конечно. И насчет сотового попытаемся выяснить. Прошу вас, заходите, – он вежливо и широко распахнул дверь перед Катей. – Трупа там нет, зато одна улика имеется.
Катя прошла в дом – и тут тоже после всей утренней оперативно-следственной суеты необыкновенно тихо и пусто. Кухня… Комната, где Уфимцева убили. Камин погас, остатков обгорелой лампы в нем больше нет – все это изъяли на экспертизу. Заношенных тапочек на полу тоже нет.
Вот место, где лежало тело. А вот тут участок пола до сих пор прикрыт полиэтиленом с маркером полицейской ленты.
Страшилин всем своим крупным массивным телом просочился между комодом и стоявшей у двери Катей, стараясь не толкнуть ее, и нагнулся. Сдернул полиэтилен.
Катя увидела на полу бурые пятна. Кровь… и справа…
Она наклонилась, чтобы лучше рассмотреть.
Бурые каракули.
Неровные, судорожно корявые буквы, явно написанные кровью.
Матушк…
Катя наклонилась совсем низко. Эта кровавая надпись…
– Что это, по-вашему? – спросил Страшилин.
– Матушка. Тут написано «матушка» без последней буквы.
– Вот именно.
– Это Уфимцев написал?
– Первое, что я проверил, когда увидел надпись, – его пальцы правой руки. Указательный и средний в крови. Первый удар лампой пришелся ему прямо в лицо, кровь потекла из носа, второй раз ударили его сбоку – у него тяжелая черепно-мозговая травма, но он жил еще несколько минут.
