Сидя сейчас в зале прилетов аэропорта Шереметьево и анализируя все это, девушка вдруг почувствовала неимоверную усталость. Ее клонило в сон – мозг, видимо, перенапрягся. Собрав волю в кулак и сознательно отгоняя естественное желание известить хоть кого-нибудь о своем возвращении, Аня поймала такси и поехала в свою собственную квартиру, где сейчас никто ее точно не ждал. Там она наскоро умылась, улеглась на узкий диван, завернулась в плед и заснула. Последнее, что она помнила: маленькие квадратные часы из оникса, подаренные мамой на последнее Рождество, пробили пять часов…
Проснулась она, когда на потолке лежал большой солнечный прямоугольник, а улица была тиха – все как будто упрекало разоспавшуюся Аню, намекая на то, что в Москве наступил полдень. Аня потянулась, потерла затекшую руку и перевернулась на спину. В ее маленькой квартире было тихо, светло, пахло почему-то лимоном и казалось, что вчерашний день, как, собственно, и предыдущие три года, был не реальностью, а фильмом, который снял плохой режиссер. Аня полежала с закрытыми глазами, попыталась расстроиться по поводу своей незадачливой судьбы и вдруг поняла, что совершенно не может этого сделать. Более того, казалось странным, что она так вчера рыдала. Аня открыла глаза, осмотрелась: и комната показалась девушке незнакомой. «Ничего удивительного, – объяснила себе Аня, – я уезжала отсюда рано утром, приезжала поздно. Или вообще не приезжала…» У нее хватало сил лишь на быстрый душ, почти автоматическое причесывание и скорый макияж. Все недоделанное с утра дома доделывалось на работе, тайком от коллег и начальства. Выходные дни Аня всегда проводила у Максима, только иногда на час-другой заезжая к матери. Как впряглась Аня Спиридонова в упряжку служения карьере, так и выпряглась из нее только после Вонючкиного демарша с увольнением…
Вот так и получилось, что у Ани была квартира, но не было дома, был любовник, но почти не было личной жизни, и, что самое интересное, была работа, но не было любимого дела. И пусть так живут миллионы офисных тружеников. Она, Аня Спиридонова, больше не хотела принимать участие в этом проекте.
«Такое впечатление, что я в гостинице – настолько непривычен мне собственный дом…» – подумала Аня и вдруг поняла, что она впервые за долгое время никуда не спешит, а просто лежит на диване. Ее взгляд пробежал по стенам с маленькими глупенькими постерами, по мебели – два дорогих предмета и четыре дешевых, по платьям и брюкам, брошенным на большое кресло, – раз в неделю, в воскресенье вечером, Аня разбирала этот ворох одежды, а перед отъездом в Англию она даже не потрудилась привести заброшенную квартиру в порядок. «Вот это да!» – сказала Аня, с удивлением обнаружив большую трещину, бежавшую от стены к люстре, и «кружева» отслаивающейся побелки. Вид потолка, оголенного прямым солнечным светом, заставил Аню еще раз внимательно осмотреть свое жилье. Пятна на обоях, паркет, который еще остался от старых хозяев, плинтусы, рамы пластиковых окон, пришедших в упадок… Аня поднялась с дивана и прошла в ванную – кафель лучше бы тоже поменять, как и пол, выбросить кухонный гарнитур и неудобную газовую плиту. «Работы на месяц, – прикинула Аня, – а по деньгам… Ну и черт с ними, с деньгами, они у меня есть! За три года мучений я новую квартиру точно заслужила!»
Через два часа, аккуратно зачесав назад мокрые после душа волосы, одетая в старые джинсы и маечку позапрошлого сезона, бодрая Аня составляла список необходимых покупок, высчитывала точный метраж ванной комнаты, туалета, кухни. И одновременно ругалась по телефону с мамой:
