-- Койка пустая. Если ты полежишь недолго, тебе станет легче.
-- Бог с тобой, Клэр! Ежли преподобная мать увидит, накажет обязательно. Ты будто со стога упала, что такую глупость говоришь. Ой… -- монашка испуганно прикрыла себе рот ладонью и, растерянно глядя на меня, забормотала: – Прости Господи, язык мой длинный! Ты ведь и правда упала с лестницы, а я такие глупости несу!
-- Ничего страшного. Ты же не со зла.
-- Ой, Клэр, конечно, не со зла. Тебе полегче-то стало?
-- Не слишком. Голова все еще кружится, – говорила я на этом языке совершенно свободно, прекрасно понимая каждое слово. Лились они сами собой, не вызывая никаких затруднений. А вот когда я попробовала сосредоточиться на этой мысли и понять, как же так получается, левый висок прошила такая острая боль, что я поморщилась и отложила проблему на потом. Да и была она не самой важной.
Гораздо важнее было то, что мне нельзя выдавать себя. Это я чувствовал каким-то инстинктом. Явно преподобная мать не тот человек, который обрадуется попаданцу. Не дай Боже, еще ведьмой или нежитью объявят. Я решила некоторое время помолчать, но монашка не отставала с разговорами:
-- Клэр, а что тебе преподобная мать-то сказала?
-- Велела после вечерней молитвы оставаться в часовне и отбивать триста земных поклонов.
-- Ох ты! – монашка покачала головой и, может быть, и хотела меня пожалеть, но, стрельнув глазами в сторону двери, произнесла только: – Ну, преподобная мать лучше знает, какое лекарство от душевной тоски поможет.
После этого она еще минут десять сидела возле моей кровати, пока откуда-то из коридора не раздался крик:
-- Сестра Брона! Сестра Брона, пожалуйте на кухню!
Монашка вскочила, торопливо перекрестила меня и вышла из комнаты. А я лежала и мысленно пыталась проговаривать и вспоминать все значимые моменты своей собственной настоящей жизни. Мне казалось, что если я не сделаю это немедленно, то моя личность каким-то образом растворится в этой самой Клэр и потеряется навсегда.
***
Меня зовут Смирнова Ксения Андреевна. Мне сорок три года. За плечами институт, я технолог хлебопекарного производства. Три ЭКО, которые превратили меня из тонюсенькой тихони Ксюши в тетку сто двенадцать килограммов весом и подарили начальную стадию рака. Предстоящее лечение навевало униние и ценой и продолжительностью. Да и не факт, что поможет...
Ранний студенческий брак, который казался мне долгие годы надежным и незыблемым, окончился не просто грязной изменой, а еще и попыткой мужа отжать у меня квартиру. До сих пор вздрагиваю, когда вспоминаю, сколько трудов мне стоило доказать в суде, что на первоначальный взнос нашей трешки мы использовали деньги, полученные от продажи моей (унаследованной от родителей) однушки.
Последние два года, уже после развода, обернулись для меня тоскливой чередой всевозможных неприятностей. Машину, относительно новую и купленную в кредит, угнали и разбили какие-то пьяные подростки-маргиналы. Искать их, разумеется, никто не собирался. Между тем кредит мне предстояло платить еще четыре года.
На работе, куда я устроилась сразу после института и где добросовестно впахивала почти девятнадцать лет, поменялось начальство. Бог знает, кому и зачем приглянулось мое среднестатистическое рабочее место с не самой шикарной зарплатой, но травить меня начали медленно и вдумчиво. Нет, умом я даже понимала, что придется уйти по собственному, иначе смогут и под статью подвести. Но было обидно…
