– Где же они потеряли прежнюю, с такой крутого места работы, – едко усмехнувшись, произнесла я. – Не выдержала темпа работы? Теперь ищут еще одну бедняжку?
– Увы, не угадала, – засмеялся отец. – Она со своим женихом укатила на месяц за границу. До последнего дня она искала себе замену, но так и не нашла. Кроме языка, надо знать компьютер. Ну, и как бывает, одни знают один язык, другие – другой или только компьютер. Все иметь сразу ни у кого не сподобилось.
– А ты что уже замолвил за меня словечко?
– Да, пока ты дрыхла, без задних ног. Но точный ответ ты дашь сама.
– А ты справишься один дома, со своей болезнью?
– Отчего же нет? – быстро ответил отец вопросом на вопрос.
– Тогда пойду работать, – я вздохнула, – в эту для нашего города крутую фирму.
Еще раз, вздохнув с сожалением, я пополнила на один пункт свою черную книгу. Видимо, точно, отец во мне не нуждается. Промелькнувшее разочарование на своем лице, я попыталась тут же скрыть.
Следующее утро началось, как все мои дни в Москве, с раннего подъема. Дом наш находился в старом районе города, до места работы мне пришлось идти пешком и потратить более получаса. Но, если бы ждала автобус, то наверно к обеду только добралась. Как мне пояснил отец, этот вид городского транспорта ходил нерегулярно, из-за напряженки с топливом. Он мне еще что-то объяснял, почему так, но дослушивать его было некогда, и я полвосьмого вылетела из дома.
Сосед, мой будущий работодатель, Петр Григорьевич встретил меня с широкой радостной улыбкой. Улыбка так, скрасила его морщинистое худое лицо, что он сразу потерял свои двадцать лет из шестидесяти.
– Олечка, здравствуйте, – сказал он проникновенным голосом. Выйдя из-за стола, он направился ко мне, и, взяв обе мои руки в свои, мягко пожал. Посмотрев пристально в мои глаза, подтолкнул меня кожаному креслу, усадил в него, и еще проникновеннее проговорил, – я так рад, что Вы согласились. Два дня я ужасно страдаю.
Видимо, им срочно требовался секретарь – референт, не то я не слышала бы таких словоизлияний. А он тем временем изобразил, что он переносит, на сей момент, адскую муку, и я не выдержав, рассмеялась. Ему бы на подмостках выступать, а он тут талант в землю зарывает. Ой, извините, в металл.
– По Вашему виду, и словам, можно сделать заключение, что Вам не отвечают взаимно на любовь, – добавила я, прикидываясь дурочкой, что не поняла, в чем его проблемы.
Но как же я плохо знала Петра Григорьевича, он, не меняя мимики, на своем лице, подхватил мой шутливый тон.
– Оленька, только Ваша любовь, – он сделал паузу, – к компьютеру и языкам спасет меня.
Я, услышав слово «любовь», состроила было гримаску. Мое первое и мгновенное предположение было, что эта старая коряга, просто-напросто ловелас: седина в бороду, бес в ребро, но, дослушав его, рассмеялась.
– Хорошо, Петр Григорьевич, я спасу Ваше бедное сердце. Не то, тоже заработаете, от нервного напряжения язву, как мой отец.
В голове мелькнуло, а не из-за меня ли отец заработал язву? Но Петр Григорьевич, «ковал железо, пока горячо», как говаривал один советский подпольный мультимиллионер. Он в прямом смысле, вытащил меня из кресла.
– Пойдемте. Я покажу Вам Ваше рабочее место и фронт работы.
В курс дела я вошла быстро. На первый момент требовался перевод писем из-за границы. Язык в них был местами технический, но мне привезли для этого специальный словарь, так что перевод не занял много времени. Счастливый Петр Григорьевич покинул меня, забрав перевод писем, и чмокнув меня в щеку. Работа не представляла для меня ничего нового, и потому к концу рабочего дня, я не чувствовала усталости, но мой шеф любезно предложил мне вернуться домой в его машине. Отказываться не было смысла, так как мы жили рядом, и я с радостью согласилась. Но больше я с ним не шутила, он мой босс, этим было все сказано.
