После их ухода я рухнула в кресло и выдохнула:
– Фу.
Гнев кипел во мне так круто, что мне показалось, будто из моих ушей уже повалил пар.
«Каков наглец! Каков нахал! Если он такой умный, почему бы, ему не сделать один логический вывод, что от дождя все мокнет и расползается. Тьфу, ты! А, вообще, этот нарцисс видит и слышит, кроме себя еще кого-нибудь? Да, какая разница между отцом и сыном. Этому красавчику на подиум только идти, чтобы, дефилируя по нему, демонстрировать себя, – не удержав своих эмоций, я фыркнула вслух. – Вот повезло, так повезло, знакомство с начальством начать с пререканий. А ведь я, так себя никогда не вела, – я вздохнула и добавила, – нагло. И что на меня нашло? Неприязнь с первой минуты общения. А сколько он здесь еще пробудет? Так и взорваться можно, если реагировать так нервно».
Настроение у меня было в конец испорчено. Чтобы я ни делала, чем бы ни занималась, у меня из головы не выходил этот надутый индюк, вспоминая его, я мысленно в его адрес посылала нелестные эпитеты. Но в один из таких моментов, я рассмеялась вслух: «У бедняжки, наверно уши горят. Но так ему и надо, пусть не обижает беззащитных девушек. Думает, приехал из Москвы, так все тут перед ним расстилаться будут? Я сама оттуда, так что всеобщего поклонения ждать? А Петр Григорьевич, туда же, мог бы в мою защиту пару слов сказать. А, вообще, чего я так много о нем размышляю? Не много ли чести?»
Сказав так, я успокоилась, и ушла головой в работу. Обед уже был на носу, так что дела запланированные, из-за спеси некоторых (не будем показывать пальцем), невозможно было отложить.
В час раздался сигнал автомобиля, это Петр Григорьевич, дал мне понять, что ждет меня подвезти до дому на обед. В считанные секунды, я выключила компьютер, прихватила плащ и обувь в руки, не теряя времени на переобувание, и закинув сумочку на плечо, понеслась к машине.
– Ой, спасибо, Петр Григорьевич, – воскликнула я, запрыгивая на заднее сиденье. Я с благодарностью, подняла взгляд от ручки дверцы, которую захлопнула, на шефа и столкнулась с холодным взглядом своего утреннего оппонента, про которого усиленно, старалась забыть.
Он усмехнулся, и, устремив свой взгляд вперед, завел двигатель. А Петром Григорьевичем, моим непосредственным начальством, в машине и не пахло. Как только, я обнаружила это, первым моим действием было выйти из машины, что я и попыталась сделать. Но быстро нажать на ручку дверцы мне помешали, сумка, сползшая с плеча, и обувь в моей руке. Добравшись до ручки, я стала упорно на нее нажимать, но дверца почему-то не открывалась.
– Ручку сломаете, – донесся до меня ленивый бархатный голос. – Дверцы автоматически заблокированы.
– Откройте, – процедила я сквозь зубы, – или я разобью стекло.
– Бейте, – равнодушно сказал, мой похититель, и вывел со стоянки автомобиль, – Вам же и придется платить.
Метод терминатора, конечно, был мне не по карману. В этой машине, я разве только за ручку одну могла оплатить из своего кармана, поэтому я затихла снаружи, но, кипя изнутри, злясь, процедила:
– Что Вам от меня нужно?
Олег Григорьевич взглянул в зеркало заднего обзора, чтобы посмотреть на меня. Видок, я думаю, у меня был еще тот. Вся запыхавшаяся и растрепанная в битве с дверцей, и поминутно, нервно поправляющая, соскальзывающий с плеча ремешок сумочки.
– Поговорим о моем отце, – жестко заявил он.
