Он подошел:
– Ты не коп. Я все копы знать.
– Я в курсе. Меня Хаки направил.
– Хаки?
– Да.
– Чем нужен? – спросил он, подозрительно прищурившись.
– Дозу, ну, короче, порошок, герыч, героин.
– Сколька?
– Ну, не знаю, раз на семь.
– Что говоришь? Ты из где?
– Из Ирландии.
– Это есть где?
– Англия.
– Покажи свой денег, – сказал он. На его щеках заиграл румянец.
Я открыл кошелек, он посмотрел на меня. У него был шрам внизу подбородка. Я стал нервно чесать в бороде. Он вынул из моего кошелька пять двадцатидолларовых бумажек, сложил к себе в карман, молча дошел до двери и скрылся внутри. Я ждал минут десять. Меня что, развели? Просто ограбили? Это было бы самой тупой разводкой в мире. Кому жаловаться? На деньги мне было плевать. Мне был нужен этот чертов героин. Грабьте, все забирайте, только дайте мне мою гребаную дозу.
Солнце скрылось за горами, а я все стоял, наблюдая, как его косые лучи подсвечивают белые полосы от самолетов, летящих на запад.
Показалась Венера. Небо стало темно-синим.
Со стороны Колфакса ко мне шаркающей походкой подошел оборванец с коричневым бумажным пакетом.
– Это тебе, – сказал он.
Я открыл пакет, внутри оказался пластиковый мешочек с белым порошком. В такой ситуации легко наколоться – могут впарить что угодно, поэтому я вскрыл упаковку и проверил содержимое. Молочного цвета, кисловатый, настоящий Маккой.
– Где берете? – спросил я у оборванца.
– Понятия не имею, – ответил он.
Мне хотелось знать, где был произведен героин – в Бирме, Афганистане или в Южной Америке. Хотелось выяснить, насколько он чистый, но человек, доставивший мне товар, был сильно пьян и ничего не знал, короче, он был бы крайним на тот случай, окажись я копом. Я положил добычу в карман и трусцой побежал в гостиницу. Ночь. На улице почти никого. Я срезал через Капитолий, никто и не заметил.
Когда я проскользнул в комнату, Джон спал, а в комнате пахло шампунем и бальзамом для волос. Джон мыл свою гриву по два раза в день.
– Кого это черт принес? – пробормотал он сквозь сон.
– Это я.
– Достал?
– Достал. Но травы нет, извиняй.
– Ладно, хрен с ней. Человек хоть надежный попался? Ты ж это в себя всадишь сейчас. Поставщик на вид вызывал доверие?
– Вызывал, вызывал.
– О'кей, дело твое.
– Вот именно.
Я достал шприцы. Пошел в ванную, достал ложку и дистиллированную воду. Вынул из пакетика героин. Растер его между пальцами. Разогрел в ложке. Воткнул иглу, отвел поршень, убедился, что кровь поступила в шприц – я всегда нахожу вену с первого раза, всегда. Сделал укол.
Ну ни черта ж себе! Небо в алмазах.
Я повалился на пол в ванной. Господи, да он чище, чем тот, что поступает в Ирландию. О-ох! Все, что болело у меня внутри, прошло. Мысли прояснились, я все отчетливо видел и слышал. Занавеска в ванне, плитка на полу, потолок цвета сливок. Движение на Бродвее. Вентилятор кондиционера в комнате, трубы в ванной. Одно раздражало. Вертолет, наверно, телевидение, служба новостей. В Белфасте нет гражданских вертолетов, только военные, принадлежат армии Великобритании. Шум вертолетного винта не предвещает ничего хорошего. Нужно было избавиться от этого. Смешать этот звук с машинами, трубами, кондиционером. Проходит, проходит, прошло.
Только шумы, никакой боли.
Пока не примешь героин, не представляешь, насколько тело наполнено страданием. Большинство людей попросту привыкает. Но героин прогоняет даже малейшую боль. Все недуги тела и души. Травмы памяти, страх. Этот неотступный страх, который никогда до конца не проходит. Как можно счастливо жить на свете с мыслью, что сознание когда-нибудь покинет тебя, как и все остальное, что ты так нежно лелеешь? Все сущее рано или поздно подвергнется разложению, распадется на фотоны и нейтрино. Даже алмазы не вечны. Ничто не навсегда. Все труды человеческие пропадут, сгорят вместе со всей Вселенной. Разве это не лишает смысла все на свете?
