— Давай только недолго пообщаемся, хорошо? — негромко говорит и отставляет телефон в сторону так, что мне видно теперь не только ее лицо, а еще и фигурка до пояса.
Длинные волосы Аня собрала в хвост. На ней обычная майка на тонких лямках, и ее топорщат тугие соски. У меня усиливается слюноотделение.
Грудь у Ани небольшая, легко помещается в моей ладони. Смотрю на нее, на топорщащие соски, и меня разрывает от неистового желания стянуть с нее эту майку, припасть губами к соску, затянуть его в рот. Хочется сосать его, покусывать, облизывать, целовать… Я весь напрягаюсь до такой степени, что пресс каменеет.
— Почему недолго? Нормально же все было.
Я никуда не тороплюсь. Мне что день, что ночь — без разницы.
— Девочки уехали в торговый центр за новыми вещами, но скоро уже должны вернуться в комнату. Я не хочу, чтобы они подслушивали.
— А ты почему не поехала с ними?
— У меня все есть.
Встает боком и принимается что-то нарезать.
— Что готовишь?
— Картошку жарить буду.
В моменты, когда мы общаемся, я забываю, кто я есть на самом деле. Появляется новое, непривычное самоощущение, будто я лучше, добрее, что ли…
— Расскажи мне какой-нибудь стих. Как вчера. Ладно?
— Какой, например?
— На свой вкус. Приобщи меня к великой литературе. Я ведь в школе двоечником был.
— А не поздновато ли? — звонко смеется.
Обожаю, когда она тоже забывается и перестает меня бояться.
— В самый раз, когда такая охуенная училка.
— Лермонтов подойдет?
— Да.
Аня читает поэму, а я кайфую от ее голоса, не вникая в смысл слов.
Мне просто хорошо. Хорошо настолько, что я начинаю ощущать присутствие Ани рядом с собой. Жаль, не в реале. Затискал бы. Зацеловал.
Она уже дорезает картошку, заливает ее водой, а я не могу оторвать взгляда с экрана.
Аня говорит, что жарить нужно идти в общую кухню, но я не отпускаю ее, эгоистично забирая больше ее времени себе. Мне ее мало. Всегда.
— Ладно, давай еще немножко пообщаемся, — ложится на кровать.
Облизываю пересохшие губы.
— Стяни лямки с майки, — прошу, уже даже не смотря, а впиваясь глазами в экран.
— Зачем?
— Хочу так.
— Платон, но…
— Не бойся, я же далеко. Не укушу тебя.
Аня растерянно мечется взглядом по комнате и поджимает губы, но медленно и очень застенчиво опускает одну лямку.
— Умница. Теперь другую.
У меня бешено колотится сердце, становится жарко.
— А если кто-то войдет?
— Закройся.
Аня откладывает телефон, пропадая из кадра. И в тишине я слышу, как щелкает замок. Лихорадочно стягиваю с себя футболку.
— Ох… — стонет Аня, увидев меня по пояс голым.
— Девочка моя, продолжай.
— Чего ты хочешь?
— Я хочу изнасиловать тебя глазами.
Щеки Ани краснеют так, что я вижу это даже через экран.
Дыхание спирает, когда она делает то, что я ее прошу, и даже больше — стягивает майку на живот, обнажая аккуратные груди с бежевыми сосками и светлой словно фарфоровой кожей.
Стискиваю зубы от сильного возбуждения, зарождающегося в башке и быстро скатывающегося вниз по всему позвоночнику к паху. Член встает, а яйца болезненно сводит от острого желания кончить.
Аня несмело, с опаской, закусывает нижнюю губу.
— Как же ты хороша, Карамелька, — утробным рыком подстегиваю ее. — Я сейчас обкончаюсь только от твоего вида.
— Перестань…
— Я серьезно. — Она не видит, как я приспускаю штаны и достаю ноющий от возбуждения член. — Покажи себя ниже, Карамелька.
— Нет, — смущается она.
— Ты боишься со мной трахаться, но мы можем сделать друг другу приятно сейчас.
