Для такого тела нужно часами из зала не вылезать, таскать все тяжести мира. А Палач не один месяц за решеткой провёл. Что он такого в тюрьме делал, чтобы не потерять форму? Сокамерников колотил вместо груши?
– Нравлюсь, крошка? – Валид спрашивает, поймав мой взгляд. Усмехается слегка, смотрит исподлобья. – Сильно? Не стесняйся, говори.
– Нет, – отвечаю честно, раз сам спросил. – Ни капли! Я бы никогда на вас не посмотрела, если бы не обстоятельства.
– А чё так? Рожей не вышел?
– Волосатых не люблю.
Выпаливаю, не придумав ничего лучше. На грудях мужчины – темные заросли. Ещё одна дорожка волос тянется от пупка, скрываясь за тканью штанов. Валид сжимает пояс, тянет его ниже. Без какой-либо стыдливости раздевается полностью.
Замечаю только блеснувшую бронзовую кожу, резко отворачиваюсь. Хриплый громкий смех заполняет помещение, заставляя чувствовать себя ещё хуже.
Где б взять жидкой смелости, чтобы махом опрокинуть и не бояться этого монстра?
Между лопаток печёт, будто кто-то зажжёнными спичками бросается. Прислушиваюсь к каждому звуку. Вдруг мужчина воспользуется моментом и нападёт на меня.
– Обернись, – приказывает. – Давай, зайка, не трусь. Хозяйство своё прикрыл. Три секунды. Либо я подойду и сам разверну, но нежным не буду.
– Ладно!
Выдыхаю, оборачиваясь. Стараюсь смотреть только на лицо мужчины, но взгляд сам ползёт ниже. Невозможно удержать любопытство. Расслабляюсь, понимая, что меня не обманули.
На Валиде – обычные синие джинсы. Расстегнутые полностью, выглядывает черная ткань трусов. Не раздетый, уже хорошо. Но ткань плотно обхватывает, очерчивая достоинство мужчины. И…
Нужно на другое что-то посмотреть! Взгляд бегает, пока не останавливается на бицепсах. Там тоже рисунки. Их рассматривать намного безопаснее.
Кажется, что Валид весь забит татуировками. Одни старые, поблекшие. Другие вовсе синевой отдают. Но есть новые, ярко-черные, будто только нанесли. Уже в тюрьме сделал?
– Заливаешь же, – хмыкает. – Рассматриваешь так, будто уже готовишься запрыгнуть на мой член.
– Я на тату смотрела, – оправдываюсь. – Их так много…
– Нетронутая, да? – я опешила от резкого перехода.
– Вы же уже спрашивали.
– Про целку твою помню. Я о коже говорю. Ни одной наколки?
– Нет.
– А чё так? Папаша запретил?
Качаю головой, оставляю при себе комментарий, что отец никогда мне такого не запрещал. Вся его гиперопека кружила вокруг моей безопасности, лишнего шагу нельзя было ступить.
Но с внешностью он разрешал делать всё. Даже когда на прием в его честь я пришла с зелеными прядями – ничего не сказал, только хвалил. Краска смылась через неделю, а я в тринадцать ещё долго казалась себе самой крутой.
Валид тянется к распахнутой сумке, которая лежит у его ног. Достает футболку, но не надевает. Ждет моего ответа или всё-таки надеется, что получит от меня что-то?
– Больно ведь, – объясняю, будто сам мужчина этого не знает.
– Херня. На зоне – больно. А машинкой в салоне это так, – пожимает плечами. – Щекотка. Будешь послушной, дам потрогать.
– Обойдусь. А… В тюрьме разве не машинкой делают?
– Ага, сразу после визита в барбершоп и элитный бордель.
Мужчина хмыкает, а после вдруг бросает футболку обратно, направляется ко мне. Упираюсь спиной в недостроенный подоконник, пытаясь предугадать, что он задумал.
Вблизи получается заметить странные рунические символы, выбитые на его груди. Симметричные линии, на концах – будто наконечник стрелы. Фокусируюсь на этом, чтоб не думать о плохом.
