Конфеты Галина разделила поштучно каждому. Отец взглянул на маленькие кучки конфет на столе и строго спросил:
– Как делила? Одному человеку не хватает.
– Как же? Нас трое, плюс ты с мамкой и Витя.
– А Надюху почто забыла?
– Хорошо. Я отдам ей свои конфеты, – успокоила отца Галина.
Каждый забрал свою долю, мать конфеты отца и свои убрала подальше. На столе остались лежать две кучки для внуков Вити и Нади.
Сестры обступили Галину и не могли наговориться. Каким-то раем им казался город, а главное – сестра была замужем. А как это – быть за мужем?
Пришли внуки: Надя робко перешагнула через порог, а Витя радостно влетел, как к себе домой. Он знал, что его ждут и любят, а Надя видела неприязнь тёток к себе. Не понимала, за что они так к ней относятся, от этого ещё более стеснялась и робела перед ними. Спокойно в этом доме она чувствовала себя лишь тогда, когда оставалась один на один с дедом.
– Витенька, мужичок ты наш ненаглядный! – Галина схватила в охапку племянника, приподняла над полом и покружила его. Хотела дать конфеты, но их не было.
– Мам, конфеты ты убрала?
– Только свои и отца, – ответила хозяйка, в недоумении разведя руками.
– Но их нет. Где остальные? – осматривала Галина залавки и стол.
– На столе лежали.
– Но на столе ничего нет!
Галина обвела глазами сестёр: они спокойно смотрели ей в глаза. Подозревать отца и мать – да, упаси Боже! Она уставилась на племянницу, та не выдержала испепеляющего взгляда и, покраснев ещё больше, опустила глаза.
– Вот мерзавка. Я, как чувствовала, не хотела на неё делить, всё равно своё урвёт. И когда только успела! Ну-ка! Выворачивай карманы! – тётка бесцеремонно ощупала племянницу. – Господи, да у неё карманов-то даже нет. Проглотила уже, что ли?
– Я не трогала, – растерялась девочка, то и дело поворачивая голову в сторону деда, словно ища у него защиты.
– Это ты кому-нибудь расскажи, а не мне. Не впервой чай! – злилась тётя, раздувая ноздри носа. Девочка удивлённо взглянула ей в глаза.
– Чего зыркашь?
Дед подошёл, молча взял сзади дочь за плечи и отставил в сторону.
– Мать, дай наши конфеты сюда, – Нюра молча достала с полки конфеты и подала Николаю. Дед молча разделил конфеты внукам, на возмущённый шёпот дочерей приказал:
– Замолкли! Разберёмся. А ты, Надюха, иди домой.
Дед вернулся обратно к своей швейной машинке и, хмуря брови, стал шить. Нюра подошла к мужу, Николай остановил швейную машинку и твёрдо сказал:
– Не Надя это.
– А кто? – тихо спросила Нюра.
– Каждый раз ты: «А кто?»
– А как же? Только при ней что-то пропадает, а когда её нет – не пропадает.
– А может кто-то хочет, чтоб на неё думали, не просто нагл, но и хитёр?
– Но ведь здесь были только свои, – тяжело вздохнув, не унималась жена, Николай сказал:
– Вот и подумай о своих.
Галина дождалась, когда родители перестанут пререкаться, с расстроенным видом подошла к родителям и сказала:
– Я заберу у Надюхи шаль Марии, она мне нужна.
– Нет, не заберёшь, – решительно сказал отец.
– Зачем ей в деревне шаль?
– Это память о её матери.
– Это память о моей сестре, – не унималась дочь. Отец остановил машинку и взглянул на дочь исподлобья поверх очков, та опустила глаза:
– Я сказал. И ещё, умру, машинку эту отдадите Надюхе.
Люба чуть слышно прошипела:
– Ещё чего!
Отец снял очки, посмотрел в глаза старшей дочери, та опустила глаза. У него мелькнула мысль: «Неужели ты гадишь?» Недолго погостив, Галина засобиралась в дорогу:
