Невры - страница 35
– куда идём то? – спросил Борис, разбавляя повисшую тишину
– Глеба с Валентиной знаешь? Крайний дом.
– это у которого красный гольф?
– угу
– а жена ничё у него такая.
Антон повернулся к Борису и улыбнулся половиной рта.
– старая… Но для тебя ничё.
Они шагали по грунтовой дороге, вдоль которой их сопровождали мёртвые провода линий электропередач и бетонные столбы-опоры.
– вот тут хата была ещё пять лет назад, – указал Антон на участок, поросший бурьяном выше человеческого роста, – крепкий дом был, большой, сгорел дотла. Тётка Маня яйцо на молоке поджарила – Хута задобрить, а муж её, Степан, бухой пришёл и яйцо съел. Вот Хут им хату от обиды и спалил, а сам в колесо превратился, его Мамоцька потом к себе во двор забрал, Хут в огне то не горит.
– а сами то живы остались?
– остались, свинья только сгорела, бегала по двору живым факелом, на все Невры верещала. Они страховку потом получили и в город уехали.
– понятно, – Борис мысленно усмехнулся от той серьёзности, с которой Антон рассказывал про какого-то Хута. Домовой, наверное, здешний. Но в темноте смешно было не полностью, было и немного жутковато. Когда участок с пепелищем, покрытым бурьяном, остался за спиной, по позвоночнику пробежал холодок, и Борис украдкой повернул голову и скосил глаза назад, не идёт ли за ними таинственный Хут, и не катится ли колесо, которое не сгорело… Тьфу, чепуха! Борис поднял к глазам бутылку и в свете молодой Луны сумел прочитать:
– о, армянский коньяк вытянул, это я люблю! А то я виски как-то не очень, а ты? – Борис спросил и тут же опомнился, что Антон навряд ли когда-то видел виски где-нибудь, кроме кино. Тот в ответ пожал плечами и покачал ладонью в жесте «так себе».
– слышь, Антон, – решив сменить тему спросил Борис, – а ты работаешь где-то?
– так я это, в Польшу на заработки езжу, – ответил Антон, а потом засмеялся, – а сейчас и уезжать не надо, Польша сама к нам приехала.
– ну да, – невесело согласился Борис.
– а вот и пришли, заходи, не бойся, собаки нету, за мной иди, вот сюда, за хату, – Антон по-хозяйски провëл гостя по тёмному подворью.
– о-о-о, наконец-то, – густым басом протрубил хозяин, – Глеб, – тут же представился он Борису, протягивая руку, – жена моя, Валентина, – она тоже протянула руку для пожатия. Борис представился. Рука у Глеба была сухая, широкая и шершавая, рука труженика, у Валентины ладонь оказалась тонкой и холодной. Борис внимательно разглядел Глеба. Приземистый, коренастый, руки толщиной почти, как ноги, волосы чёрные, на голове, которая будто заострялась от широкой тяжёлой челюсти к треугольной макушке, проявлялись большие залысины. Он перевёл взгляд на Валентину и на мгновение встретился с ней взглядом. Она делала вид, что они до сих пор не были знакомы. Борис не удержался и обвëл взглядом её фигуру. Синие джинсы туго обтягивали крутые бёдра, а рубашка в крупную клетку, заправленная в джинсы, повторяла две округлости крепких грудей. Борис отметил, что лифчика на ней не было, взгляд цеплялся за два характерных бугорка на рубашке.
– а ты со своим? – удивился Глеб, – ну Антоха, ну жук! Гостя на коньяк раскрутил. Ладно, пригодится, – он взял бутылку и поставил на стол, – нашего попробуй сначала, натур-продукт, всё своё. На столе стояла бутылка из-под ликёра «амаретто» с содержимым, которое, казалось, слабо мерцает зелёным светом в темноте. Рядом со столом исходили соком над раскалёнными углями румяные шашлыки.