Молоденькая девочка, исполняющая обязанности прачки и председателя профсоюза одновременно, была пластилином в твёрдой руке начальницы, она старалась говорить и делать только то, что от неё ждёт хозяйка Веста Самуиловна.
– Уважаемые коллеги, наш уважаемый Геннадий Алексеевич прекрасный начальник, его помощь детскому саду безгранична.
Уголки губ Анисии Сергеевны и Альфии Рашидовны поползли вверх, что не укрылось от проницательной Весты Самуиловны Правищевой.
– Предлагаю скидываться по пять тысяч рублей. Мы ведь хотим, чтобы наш подарок выглядел солидно. Мы лицо всего детского сада.
Воспитатели хранили гробовое молчание. Зарплата, которую они заслуживали, расставаясь со здоровьем, станет меньше на пять тысяч без их согласия. Попробуй только откажись – с мясом оторвут. Впрочем, так было всегда.
– Дарить будем деньгами. – Вставила глупая Кузяцкая. – Но мы ничего от вас не требуем, всё только по желанию, только добровольно.
Гробовое молчание.
– Сдавать будем мне. Наличкой, – продолжала Ксения Осиповна как о чём-то давно решённом. – Не позднее завтрашнего дня.
Правищева чуть не подавилась слюной.
– Ну зачем же так, – возразила она. – В течение недели, девочки. В течение недели. В следующий вторник проведём педагогический совет, чтобы выявить тех, кто не сдал, и пересчитать собранное.
Веста Самуиловна гордилась собой за особое чувство меры, не следует резко доводить до точки кипения, не нужно выливать на сотрудников ведро помоев за раз, можно сделать это дозированно, чтобы создать видимость, что помои были вынужденной мерой и надо потерпеть, тогда в следующем учебном году станет легче и лучше. А там месяцок-другой пройдёт, всё забудется и можно будет отругать их за недописанную рабочую программу и поручить съездить на методическое объединение в какое-нибудь захолустье.
– Привет, – зашёл Фрол. Он подмигнул изумлённой Правищевой, и уселся на диване прямо перед ней, потеснив почтенных матрон.
– Вы не педагог, уважаемый Фрол Андреевич, – строго заметила Веста Самуиловна.
– Я соскучился. – Мягко ответил он.
Домна любовалась. «Вот козёл!» Аж мурашки по спине побежали, вернулось знакомое чувство риска и предчувствия ускорения событий, живущее в ней с детства: Фрол позволил ей прыгнуть с парашютом, учил её стрелять боевыми патронами, ходил с ней в наркопритон, чтобы рассмотреть наркоманов во всей красе с близкого расстояния. Если Фрол хотел, ему было можно практически всё. Чётко зная меру, он мог вывернуть наизнанку любое банальное событие, перевернуть и переделать любой железо-бетонный устой, он словно видел крошечные микротрещины предметов, куда незамедлительно вставлял металлический клин, хорошенько бил по нему и наблюдал, как в дребезги рассыпается незыблемое.
Правищева обладала этим же умением, но будучи женщиной, она не смогла развить эту черту, поэтому довольствовалась примитивным издевательством. Она тыкала вязальной спицей в болевые точки таких в точности клушек, как и сама. Тогда как Фрол жил кочевником, и ладони его отвердели от оружейной рукояти. Он не видел смысла в понимании посторонних, и не ценил жалости.
Весело играя в охрану Домны, Фрол пытался решить серьёзную личную задачу: в каком конкретно направлении ему следует двигаться дальше? По сути, безопасность Домны мог с лёгкостью обеспечить один Виталий, но Фрол взял отпуск и был принудительно послан вместе с ним. «Если я дам тебе нормальный отпуск на побережье, ты сдохнешь от тоски», – прокомментировал Аскольд, провожая его сюда.
