Незадачливая лунная корова, или Отпуск в один конец - страница 2



Да и материнскую любовь всё время приходилось отвоевывать у братца-неудачника, и пора бы уже перестать покупать чью бы то ни было любовь, как она всю жизнь делала – сначала хорошими отметками на фоне «неудов» братца, потом поступлением на бюджет в СПбГУ, в то время, как его отчислили из «путяги»… А теперь и вовсе напрямую.

Брательник загремел в армию – мать не смогла вымолить у отца еще одну взятку на «белый билет», и тогда, на целых два года его фотография с армейской присяги поселилась в красном углу материнской спальни, рядом с иконами. Когда великомученик героически вернулся, отъев харю и бока, Оксана уже работала экономистом в крупном строительном холдинге, а он еще два года ночью шатался по притонам, а днём отсыпался и отъедался борщом у матери, пока не скурвился окончательно. Тогда мамаша взмолилась, чтобы Оксана взяла спивающегося братца под опеку, и та, конечно, не смогла отказать матери. Наняла для него отдельную квартиру, запихнула на работу, знакомила с разными девчонками – с одной из них он даже начал сожительствовать в этой квартире, но всё равно, как по расписанию, раз в квартал, он срывался и уходил в безобразный запой. И Оксана начинала всё сначала: носила в больницу передачки медсёстрам, подкупала деньгами или спала с потенциальным новым работодателем, кормила обещаниями и умасливала подарками очередную женщину брата, чтобы та не ушла, и проч., и проч. Мать, из страха, что Оксане это рано или поздно надоест, начала, наконец, становиться матерью и для неё: звонила по выходным, приглашала на блины, приезжала и варила бульоны, если Оксанка простывала или мучилась с гастритом. Она понимала, конечно, что мать около неё всего лишь функциональная, а не по сердцу, но ей хватало и этого, а вечно отсутствующего безразличного «отца» ей вполне замещал банкир Валера, выключенный эмоционально, но включённый финансово.

Оксана выжидающе смотрела на меня, уже готовая защищаться, но я подумала, что больше не хочу. Не хочу рушить иллюзию, в которую она так усердно превращала свою жизнь последние 10 лет. Хочу просто любить её такой, какая она есть, выволакивать пьяной из кабаков, держать над унитазом её огненно-красные кудри, одергивать юбку, дарить сертификаты в бутики классической деловой одежды…

«Оксаночка, я люблю тебя. Ты – самая красивая женщина из всех, кого я видела, даже по телеку. Таких, как ты, слабые мужчины за версту обходят, а меня чего бояться? Вот они и выбирают меня, думая, что здесь – наверняка, но зачем я буду довольствоваться тем, кто просто не дерзнул на тебя, ммм? А хочу я, как и любая женщина: встретить любовь, создать семью, ну еще может быть сделать что-то важное для других людей – ничего особенного…».

Ничего особенного… Так, и вправду, можно сказать обо всех сторонах моей жизни. Понаехала в Питер из глухомани, снимаю крохотную однушку у метро, работенка среднего пошиба, хоть и руководящая… «Неполное высшее» – так ведь, обычно, пишут в резюме те, кого из института турнули? А у меня, так сказать, неполное замужество. Хотя я сбежала от «хорошего парня для семьи» по собственной инициативе. Не терпится мне с такими и не любится – такова, как говорится, се ля ви. Поэтому 1,5 года я не состою ни в никаких романтических отношениях и даже неромантических обменах жидкостями.

В этом смысле я возлагала большие надежды на петербургских кавалеров, но уже после пятого свидания я твердо решила никогда больше с ними не связываться. Такое впечатление, что все коренные петербуржцы поражены общим синдромом. Натурально «синдром коренного петербуржца». Проявляется он где-то в двадцать семь, а в тридцать раскрывается во всей остро кризисной красе. «Больной» пребывает в полнейшей фрустрации, в лучших обломовских традициях продавливая раскладной диван в «детской» родительской трешки, где самоублажаться перед пожелтевшим плакатом с Джей Ло уже стало многолетней привычкой, а привычка, она ведь, как вторая натура – её порно-роликами с «Ютьюба» не обманешь.