Скоро Муся и завтраки стала игнорировать. Спала до одиннадцати и просила сестру принести ей из столовой «чего-нибудь».
Ольга украдкой от мамы засовывала в карманы куски хлеба с сыром и вареные яйца.
После завтрака мама шла на море, а Ольга – будить Мусю. Сонная Муся, сладко потягиваясь, прямо в постели ела принесенное Ольгой, стряхивая крошки тонкими пальцами на пол, и хвалила сестру:
– А ты молодец! С тобой можно в разведку! – И громко, заливисто смеялась.
На пляж она шла, когда ей заблагорассудится – днем, в самое пекло, или поздно вечером, когда темнело.
И никакие мамины и Ольгины уговоры и просьбы, никакие требования и взывания к совести на нее не действовали: «Вы меня взяли? А я вас просила?» Все, точка. И растерянная, расстроенная мама замолкала.
А однажды Муся исчезла.
Не было ее почти сутки. Потом мама говорила, что эти сутки были самыми страшными в ее жизни. Муся исчезла утром, пока Ольга с мамой ходили на рынок, чтобы купить свежего творога девочкам на завтрак. Впрочем, Муся творог не ела – предпочитала бутерброды с колбасой. Вернувшись с базара, обнаружили, что Муси нет дома. «В такую рань? – удивились обе. – Такого еще не бывало. А может, Муся отправилась на пляж? Захотела наконец искупаться в утреннем море?»
Ольга побежала на пляж – Муси там не было. К вечеру мама пошла в милицию, наказав дочери караулить беглянку дома. Ночь была страшной – мама кругами ходила по комнате, застывала, замирала у окна. Ольга, изо всех сил борясь с тревожным сном, пыталась ее подбодрить.
Утром обессилевшая мама решила звонить в Москву. Но на почте случилась какая-то поломка на линии, и Москву не давали часа два или больше.
В два часа дня появилась Муся – бледная, усталая и очень сонная.
– Где ты была? – закричала измученная тетка, Ольгина мать.
Муся, широко и сладко зевнув, спокойно и равнодушно посмотрела на тетку и сестру и, словно раздумывая, а стоят ли они вообще ее внимания, – лениво ответила:
– Где была, там меня нет!
Возмущенная Ольга громко, криком выговаривала бессовестной и наглой Мусе:
– Мы не спали, сходили с ума. Заявили в милицию. Мама побежала звонить нашим, в Москву, сказать, что ты пропала! А может, тебя убили? Изнасиловали? Увезли бог знает куда? Ты могла бы хотя бы оставить записку?
Муся, продолжая позевывать, отмахнулась от Ольги, как от назойливой мухи.
– Да заткнись ты! Достала! Все со мной нормально, поняла? И нечего было кипеш поднимать! «Убили, изнасиловали!» – смешно! Я сама… кого хочешь! – И она хрипло рассмеялась. – И вообще я хочу спать, поняла?
Скинув с себя сарафан, голая Муся нырнула в постель, повернулась на бок и тут же уснула.
Мама села на табуретку и, уронив голову на руки, расплакалась. Но больше она не сказала Мусе ни слова! «Вот ведь выдержка! – думала Ольга. – Я бы так не смогла!»
До отъезда оставались считаные дни. Мусе был объявлен бойкот – ни Ольга, ни тетка с ней не разговаривали. Мама положила на ее кровать деньги:
– Это тебе на питание. Если задумаешь снова уйти – поверь, сладко не будет! Местная милиция предупреждена.
Муся презрительно хмыкнула, но деньги взяла.
В купе ехали вместе. На полпути Муся поменялась с пожилой женщиной.
– Не хочу смотреть на ваши постные лица! – бросила она тетке и сестре.
На вокзале расстались. Разумеется, никто не услышал от Муси ни «спасибо», ни «извините». Да никто этого, собственно, и не ждал.
Только в такси мама выдохнула:
