Незапертая дверь - страница 14

Катя пожала плечами. За городом ей нравилось, но коротко, сутки, не больше. Пожарить шашлыки, пройтись по лесу, сходить на речку – и в город, в город, в цивилизацию! К душу, теплому туалету, на диван к телевизору. Нет, загородная жизнь явно не для нее.

Как-то в мае, в самой его замечательной середине, когда появилась новая, свежая, сочная травка, а на деревьях трепетали первые клейкие листочки и стояла лучшая погода на свете, когда нет жары, а есть тепло, и яркое солнце, и чуть заметный свежий ветерок, и все пахнет свежестью, новизной и надеждой, они поехали на старую чемодановскую дачу.

Дача располагалась в шестидесяти километрах от Кольцевой. Но был будний день, и после сорокового километра дорога опустела, они прибавили скорость и помчались вдоль маленьких деревушек с кособокими домиками, вдоль закрытых высокими стенами коттеджных поселков, вдоль зеленых густых лесов и бескрайних зеленых и желтых полей, и Катино сердце наполнялось свободой и радостью.

Чемоданов посмотрел на нее и улыбнулся.

– Хорошо ведь, правда?

– Хорошо, – согласилась она. – Не просто хорошо, а очень здорово!

Заехали в маленькое кафе у дороги, где пышногрудая официантка кокетливо, как старого друга, поприветствовала Чемоданова, при этом проигнорировав Катю.

Это было забавно.

Но еда в забегаловке была и вправду отличной. Бордовый, обжигающий борщ с мозговой косточкой, пышные, пахнувшие чесноком котлетки с нежным пюре, отличный кофе и свежие, еще теплые, сладкие булочки.

– Нина сама все делает. – Чемоданов кивнул на пышногрудую. – И повариха тут, и официантка, и хозяйка. Вкусно, правда? – с гордостью, словно Нина его жена, спросил Чемоданов.

– Еще как! – пробурчала Катя с набитым ртом. – Восхитительно! Но кажется, – улыбнулась она, – Нина тебя приревновала.

Чемоданов уставился на нее, как на музейную редкость:

– Чего? – спросил он. – В каком смысле?

Катя махнула рукой.

Нельзя сказать, что он был человеком без юмора. Но иногда Катя терялась – в какие-то вещи он не въезжал совершенно и шуток не понимал. Странный он все-таки.

Поселок был старым, и это бросалось в глаза – из-за разросшихся садов и лесных деревьев скромные домики почти не видны. В пятьдесят третьем чемодановскому деду, научному работнику, институт выделил участок. Вернее, не выделил – он сам выбрал участок, были у него какие-то привилегии.

Участок дед облюбовал у самого леса, на краю поселка, соседи с одной стороны, с другой – густой лес. Темный, малахитовый, хвойный, совсем сказочный.

За лесом речка – неширокая, но шустрая, с быстрым течением.

Берег песчаный, пологий, в далекие шестидесятые в речке водились и рыба, и раки. А лес был полон грибов.

И грибником, и рыбаком дед был знатным, рассказывал Чемоданов.

Бабушка за пределы участка почти не выходила, она сажала цветы. Но не тут-то было – в те годы правление дачного кооператива требовало полезные посадки – да-да, именно требовало! Были и нормативы – например, пять плодово-ягодных кустов, десять плодовых деревьев, несколько грядок с овощами и фруктами, а уж цветочки – дело личное, как говорится.

– Неужели такое и вправду было? – Кате не верилось.

– Было, – уверенно подтвердил Чемоданов. – Еще как было – по участкам ходили комиссии из активистов и пересчитывали посаженное.

Приходилось сажать. Отсюда и кусты малины, смородины, крыжовника, и яблони, и сливовые деревья.

Кстати, потом и бабка, и дед увлеклись сельским хозяйством и даже получали призы! И до сих пор не выродились чудесные малина и смородина, и замечательные антоновка и коричные, а уж в урожайный год, – Чемоданов блаженно прикрыл глаза, словно вспоминая запах и вкус душистых яблок, – в урожайный год ящиками увозили! Варили, парили, сушили, закатывали, да еще и всем раздавали! И посмотри – все живо и все плодоносит! А ведь после ухода стариков никто за ними не ухаживал.