Отец обожал щекотать Нину. И она стала его бояться, но за нее никто из семьи не вступился, даже бабушка, и никто не попросил отца прекратить это. Все думали: раз Нина смеется – значит, ей весело и хорошо! Какие тут страдания? А смеялась она просто от щекотки, хотя ей это вовсе не нравилось, только доставляло мучения. Почему-то родные ничего не понимали, будто отупели.
Отец настаивал на обязательном чтении и требовал, чтобы бабушка приучала Нину к книгам.
– А вот я читала, – сказала ему как-то бабушка, – что один из европейских просветителей восемнадцатого века выстроил от и до целую систему воспитания детей. С точки зрения просветительства она апеллировала к идеалу «природы», «первородности». Просветитель утверждал, что раннее чтение – бич малышей. И считал, что детям нужно давать только одну-единственную книгу для их правильного развития. Всего одну! Как вы думаете, какую?
Мать и отец недоуменно переглянулись. И мать неуверенно спросила:
– Библию?
– Нет! «Робинзона Крузо». И я лично согласна с этим просветителем. Раннее чтение действительно ни к чему. Ну зачем ребенку нужны книги? Ему хочется поиграть, поскакать, по деревьям полазить! Однако взрослые пихают ему книги и назойливо твердят: читай, читай, а не то тупицей вырастешь! А почему, собственно? Всему свое время – налагается по деревьям малыш, набегается по дворам, подрастет маленько – и сам попросит книгу. Я на своей шкуре все это испытала. Тебе совсем не хочется ничего читать, а тянет бегать-прыгать, разведывать тайны кошек и колодцев, но родители торжественно вручают книгу, а если ты ее не читаешь, начинается дикий крик. Я часто с этим сталкивалась в своей жизни, потому и понимаю… И что характерно – сейчас я библиоманка, причем стала ею сама по себе. Просто начала читать в подростковом возрасте. Поэтому так ли уж не прав был тот утопист?
Отец возмущенно развел руками. «Съел?» – со злобным удовлетворением подумала Нина, хотя далеко не все поняла.
Читала бабушка действительно очень много. С годами чтение стало ее насущной потребностью, почти сутью. Юлии Ивановне нравилось отыскивать в книгах общее на первый взгляд в несоединимых людях. Книги пришли к ней как единственные верные умные собеседники (Нина была еще мала), часто очень интересные, с которыми можно молча спорить, не соглашаться или соглашаться, верить им или не верить.
– Без царя в голове! – часто говорил о Нине отец.
Его тонкие губы-ниточки становились еще тоньше от иронической усмешки.
И когда Нина, наконец, увидела портрет Николая Второго, потом Ивана Грозного и узнала, что это – цари, то очень заинтересовалась. Долго их рассматривала, а потом сказала:
– Вот кого, оказывается, у меня нет в голове!
Бабушка долго смеялась, а потом заявила:
– Можно предсказать прекрасную будущность лишь тому народу, среди которого живет естественное уважение к ребенку. Как, например, в Финляндии и Японии.
Она была очень спокойным человеком, жила размеренно и несуетливо.
– Что бы ты ни делала, никогда не волнуйся. Ни по какому поводу, – учила она Нину.
Однажды отец, не вынимая изо рта сигарету, случайно разлил в ванной ацетон, которым мать смывала лак с ногтей. Уронил столбик горячего пепла – и полыхнуло…
Нина, уже неплохо натасканная бабушкой и матерью, метнулась к телефону, набрала ноль-один и заорала оглушительным фальцетом, объятая ужасом:
– Пожар, горим!
На том конце провода решили, что ребенок хулиганит, и начали читать нотации.
