Нежданные подарки судьбы - страница 2

Боявшийся морских путешествий до дрожи в коленях, сэр Гай перед началом плавания предусмотрительно постился, однако и это не уберегло его, увы, от мучительного приступа морской болезни. Когда леди Маргарет, изящно балансируя на качающейся палубе, приблизилась к нему, и, глядя на Гисборна со странной смесью брезгливости и сострадания, предложила ему «поистине чудодейственное средство от тошноты», бедного сэра Гая хватило только на то, чтобы устало огрызнуться, повернув в ее сторону лицо слегка зеленоватого оттенка. «Убирайтесь отсюда, говорю я Вам», – рявкнул он, страдальчески скривившись, ибо леди проявляла странную настойчивость. Леди Маргарет, очевидно, сочла такое поведение неприемлемым и более ему не докучала, демонстрируя оскорбленное достоинство до самого конца плавания. Сцена эта не укрылась от внимания Рори. Когда Гисборн, с трудом переводя дыхание, уселся на палубе, к нему приблизился МакКанн. Этот, похоже, успел принять на грудь уже с утра, отчего казался менее угрюмым, чем обычно. Присев рядом с Гисборном, он приглашающе качнул бутылью, в которой соблазнительно переливалась ароматная темно–красная жидкость, но сэр Гай только головой помотал. Рори хмыкнул и жадно приник губами к горлышку. «Зря ты так с девчонкой», – произнес он, сделав несколько порядочных глотков, – «Думается мне, она дурного не желала». «Мне нет дела до ее желаний», – ответил Гисборн угрюмо, – «Я должен доставить ее в Ричмонд–холл в целости и сохранности, вот и все». Рори разглядывал бутылку так внимательно, как будто впервые видел, и странное выражение наползало на его грубую обезображенную физиономию. «Сдается мне», – сказал он задумчиво, – «Что наша леди де Врие искренне верит во всю эту чепуху, что с детства вкладывали ей в голову, про всю эту рыцарскую честь, про милосердие к ближнему … всю эту ерунду, которая гроша ломаного не стоит … она как глупая птаха все повторяет и повторяет эти пустые бредни, как будто от этого изменится хоть что–то. Но сердце у нее доброе. Да, бедная, глупая пташка … попалась в силок». Гисборн резко дернулся, но Рори больше не проронил ни слова.

Однако, когда сэр Гай ступил на благословенную твердую землю, и к нему вернулась способность обращать внимание на окружающих, он с удивлением заметил, что между Рори и леди де Врие установились странные, практически дружественные отношения. Маргарет научилась бестрепетно смотреть в его обезображенное лицо и кротко сносить отсутствие манер и полное пренебрежение к этикету и титулам. Рори же взял на себя обязанности опекать «маленькую леди» и следовал за ней практически неотступно, чем несказанно злил Лайонела.

К запаху перегара можно и притерпеться, здраво рассудила Маргарет, а в присутствии МакКана она, безусловно, ощущала себя уверенней в этом варварском краю. Она и так страдала нестерпимо и непрестанно – от грубости здешних нравов и от грубости здешней пищи, от невозможности мыться так часто, как она привыкла, и от того, что окружающие мылись, по–видимому, значительно реже, чем это представлялось ей нормальным. Грязь и нищета, неудобные постели, которые Бесс застилала привезенным с собой бельем … а еще и крысы на постоялых дворах, где ей с поклоном предлагалась «лучшая комната» – очередная жалкая конура. В первую же ночь, заслышав топот маленьких лапок и попискивание, Маргарет так раскричалась, что полуголый Гисборн вломился к ней в комнату, выбив дверь плечом и сжимая в руке меч. Тогда уже раскричалась и Бесс, до глубины души уязвленная таким нарушением приличий. Кончилось все тем, что Рори, вдоволь посмеявшись («А я–то думал, что дух у тебя покрепче, малютка»), взял на себя труд осматривать комнаты перед их заселением и заставлять слуг заколачивать совсем уж большие дыры в стенах. А Бесс начала укладываться с леди Маргарет в одну постель, что создало бедняжке новые неудобства – ее бывшая кормилица храпела, как заправский мужик и нещадно потела во сне. Каждую ночь Маргарет, прочитав все полагающиеся перед сном молитвы, сворачивалась в комочек на краешке постели, мечтая о скорейшем наступлении следующего дня, и каждый день прикладывала величайшие усилия, чтобы казаться спокойной и доброжелательной. Каждый вечер Гисборн, не имевший даже возможности утопить в вине воспоминания о досадных промахах, допущенных им в течение дня, мечтал о том дне, когда он сбудет с рук эту обузу.