Я знала, что, когда Дарина подрастёт, то начнёт задавать вопросы, и мне придётся объяснить ей, почему в её свидетельстве о рождении, в графе отец, записано другое имя. Но я не хотела, чтобы дочь видела Костю.
– Серёжа, я не хочу, чтобы Дарина о нём знала, – качаю головой. – Он сам отказался от неё и не имеет никакого права даже смотреть в её сторону! – выплёскиваю то, что кипело во мне целый день.
– Полина, в тебе сейчас говорит обида, – муж мягко обнимает меня за плечи.
– Да, Серёжа, я до сих пор его не простила, и никогда не прощу! И я рада, что он ушёл, – высказываю на эмоциях. У меня внутри бушует такой ураган чувств, но радости там точно нет.
Я ни капли не покривила душой, когда призналась, что до сих пор не простила Лебедева. Не простила того, как каждый раз с замиранием сердца ждала, что скажут мне на очередном осмотре. Не простила тех слёз, когда, затыкая кулаком рот, чтобы не разбудить дочь, рыдала, сидя на полу в ванной, срываясь на эмоции от усталости. Я ничего не простила. Обида притупилась со временем, но своим появлением Костя снова напомнил мне о том, какими ненадёжными бывают самые близкие и любимые люди. Я не знаю, как я пережила тогда всё. Лебедев вычеркнул нас как ненужный элемент из своей жизни, и я не собираюсь пускать его обратно.
Устраиваюсь на плече мужа, пытаясь найти спокойствие. Серёжа обнимает, давая защиту, как давал её все эти годы, и я сама не замечаю, как засыпаю.
Только утром я вспоминаю, что так и не спросила, зачем забегала ко мне Дарина. Весь день из головы не могла выкинуть Лебедева, что даже про дочь забыла! Она крайне редко заходила в мой кабинет во время учёбы и никому не рассказывала, кто её мама. В её школу я перешла только в этом году.
– Привет, мам! – Моя звёздочка свежим ветром влетает на кухню, чмокает меня в щёчку и плюхается на табурет.
Она для меня всё: мой мир, моя жизнь, моя вселенная.
– Дара, а ты вчера зачем заходила? – задаю вопрос, ставя перед дочкой тарелку с бутербродами.
Дочка хватает один, запихивает в рот, откусывает большой кусок и при этом говорит:
– Я папе звонила, он мне уже разрешил.
– Что разрешил? – настораживаюсь я.
Пока мысленно подбираю возможные варианты, выпускаю из вида и не делаю замечание, не разговаривать с набитым ртом. Дарина дожёвывает бутерброд, складывает ручки, изображая из себя примерную девочку, и я готовлю себя к тому, что ничего хорошего сейчас не услышу.
– Поехать на пейнтбол, – сообщает Дарина и умоляюще смотрит на меня.
– Дарина! Ты же знаешь, что я по этому поводу думаю!
Не понимаю, откуда у неё такие мальчишеские замашки, но в куклы Дара никогда не любила играть, зато бегать во дворе вместе с мальчишками – в этом она самая первая!
– Ну, мам!
– Доброе утро! – На кухню заходит Серёжа. – Полина, пусть сходит, раз ей так хочется, – заступается он за дочь.
– Серёжа, она же девочка!
– И что? Девочки не играют в стрелялки?
Я вздыхаю. Спорить при дочери мне не хочется.
– Мам, ну пожалуйста! У нас все девчонки в прошлый раз ходили, – начинает уговаривать меня Дарина.
Всё верно, в прошлый раз я её не пустила, и она целую неделю дулась, потому что в классе только пейнтбол и обсуждали. А её не пустила мама. Я не чувствовала себя виноватой, но видеть расстроенное личико своей звёздочки было тяжело.
– Хорошо, – нехотя сдаюсь я. – Серёжа, ты сможешь… – начинаю я, но Дара меня перебивает.
– Мама! Я же не маленькая! – Дарина обиженно сопит, как маленький ёжик.
