Пылающий внутри огонь грозил вырваться наружу. Еще никогда не было так трудно сдерживать тайную силу. Старик бросил весла и вцепился в руку Лютовида, дергаясь, как рыбешка, во все стороны. От его судорог и тщетных попыток сделать глоток воздуха ладья раскачивалась на воде. Когда лицо Бутьяна посинело, Лютовид разжал ладонь. Кашляя и отплевываясь, старик перегнулся через борт. Лютовид же взялся за весла. Стремительно и легко лодочка полетела прямо на запад. Ясное Солнце опускалось все ниже, небо серело, и вода больше не казалась голубым зеркалом. Медленно она превращалась в черный опасный омут, готовый затянуть каждого глупца, осмелившегося пуститься в путешествие.
И вдруг в воздухе со всех сторон полился горестный плач. Протяжной мелодией волынки он плыл среди деревьев, по затопленным землям. От диких завываний стыла кровь, а тело начинало дрожать в ознобе. Старый Бутьян затрясся, сцепил ладони в замок и зашептал молитву Созидателю. Кое-где показались редкие клочки суши с грязной травой и обломками веток. Молодой лес стойко сопротивлялся стихии. Ольховые заросли выдержали атаку дождя и ветра. Не сломились под натиском бури. А среди них серели сплетенные насмерть стволы боярышника. Они образовывали стену, почти такую же плотную и непреодолимую, как крепостные стены Каменна. Протяжные завывания стали еще громче. И непонятно было: то человек рыдает, али волынка плачет. За одним из деревьев мелькнула чья-то фигура. Раздался плеск воды, и по изгороди пробежала жуткая сгорбившаяся тень. Молитва Бутьяна зазвучала быстрее. Наконец появилась и хозяйка темного силуэта. В тумане контуры казались неясными, размытыми. Скрюченная бабка вышла из-за дерева, прохромала к кромке берега, склонилась над водой и начала что-то усердно полоскать. Бутьян тоже заметил женщину. Испуганно старик схватился за весло. Оно шлепнуло по воде, и Прачка резко повернулась к ним. Лицо ее было скрыто дешевой голубой маской, какую можно купить на любой ярмарке. Даже отсюда виднелись грубые неровные мазки, покрывавшие шершавую поверхность. Прорези глаз и рта – три перевернутых дуги, разнящиеся лишь размером. Там, где положено быть носу – два прокола. Черным угольком нарисованы грозно нахмуренные брови. Но как ни старался мастер передать злобные черты, все же маска казалась равнодушной, холодной. Будто там, за ее покровом, не лицо – пустота. Безликая Прачка вытащила из воды какую-то тряпку, отжала и швырнула на ветку, что нависла над самой землей. На воде, в том месте, где она полоскала чью-то одежду, разлилось кровавое пятно.
Лютовид выпрыгнул из лодки, оказавшись по пояс в холодном озере и, тяжело переставляя ноги по илистому дну, зашагал к старухе. Он сейчас тоже молился. Но намного отчаяннее Бутьяна. Молил атаман Созидателя о Мельце, чтобы живой оказалась, чтобы не ее эта одежда была.
Когда Лютовид дошел до Безликой Прачки, та уже взялась за мужской кафтан. Добротное черное полотно загадочно поблескивало даже в неверном свете засыпающего солнца. Черные же шелковые нити будто сверкали, сложенные в причудливый узор. Лютовид сглотнул, глядя на знакомое одеяние, а Прачка окунула его в воду и принялась яростно полоскать. Вода еще пуще прежнего окрасилась кровью. Алые ручейки побежали к ногам атамана, пропитывая темно-зеленую ткань штанов. Тело будто окаменело, и пришлось сделать усилие, чтобы продолжить свой путь.
