– Что с тобой, девочка? Боже мой, у тебя лицо опухло! – возмущается она, грозно глянув на сестру. – Эляна, ты что, и над родными издеваешься, не только над моим сыном?
Я бы под таким орлиным взором сникла и уползла в нору, но сестре всё нипочем. Подбоченившись, она вскидывает подбородок и дерзко встречает нападку свекрови.
– Я забочусь о Варе! Никто кроме меня этого не делает в этом доме! Ее тут едва замечают, а некоторые, наподобие вашего хамовитого внука, и вовсе обижают ее!
Дергаюсь. Зачем она говорит про Тимофея?
Я на него даже не жаловалась.
– Как? Тимоша обижает Варю? – приходит в ужас бабуленция и наполняется гневом. – Я сейчас дам этому шельмецу!
– Дайте-дайте, – потирает руки Эляна, с удовлетворением смеясь, а я бегу наперерез Нонне Аркадьевне, складываю руки в мольбе.
– Не надо никого ругать, я не имею никаких претензий к Тимофею, он не обязан быть со мной вежливым, всё нормально…
– Он должен быть вежливым, – она останавливается в дверях и, смерив меня изучающим взглядом, движется в сторону комнаты своего внука.
Истинная королева.
Гляжу ей вслед, нервно сминая пальцы.
Что натворила Эляна?
***
– Пожалуйста, останови ее, – кидаюсь к ней.
– А может, еще предложишь остановить боинг на полном ходу? – сестра довольно улыбается и наблюдает за представлением, стоя вместе со мной в коридоре возле моей комнаты.
Тимофей открывает дверь бабушке, его комната расположена в конце коридора. Боже! Вижу его и тут же прикрываю глаза. Чтобы немедленно открыть их снова.
– Тимофей! – кричит Нонна, и я бы на ее месте тоже вопила.
Из одежды на Тимофее лишь длинное белое полотенце, обернутое вокруг бедер. Голый рельефный торс блестит от капелек воды. Волосы взъерошенные. Он явно только вышел из душа.
Стою и пялюсь на четкие кубики пресса и косые мышцы, уходящие к краю полотенца. Не дышу. Воздух не поступает в легкие. Надо заставить себя дышать и отвернуться. Но я столбенею, когда моя мечта стоит передо мной. Но я для него пустое место. Тимофей на меня даже не смотрит.
– Бабуль, – улыбается он Нонне, опираясь на дверной косяк.
И когда он это делает, его мышцы играют под кожей и напрягаются. Почему-то это зрелище заставляет меня почувствовать резкую жажду. Тимофей ужасный. Гадкий. Но не признать тот факт, что он чертовски хорош, я не могу.
– Тебе не стыдно, Тимофей?! – пытается поучать внука Нонна. – И почему ты до сих пор не одет?
– Времени вагон, я скоро, бабуль, и нет, мне не стыдно. Стыдно, у кого видно, – смеется он, вероятно думая, что потрясно шутит.
Даже бабушка ему не указ, вот ведь бесстыжий.
– Не хочу даже слушать, что там у тебя видно! Скорее одевайся, ждем тебя внизу.
– Зато эти вон хотят, смотри, как вылупились, – поворачивает он голову в нашу сторону, и я просто со стыда сгораю.
Сестра, стоящая рядом, как-то странно дышит. Бросаю на нее взгляд, она же не отрывает свой от Тимофея. Я бы сказала, что это неприлично, если бы сама только что не пялилась на него как на божество.
Вот действительно, зачем мы тут стоим? Позорище!
– Ведешь себя как мальчишка! За уши бы тебя оттаскать, так ведь не достану, вымахал вон! – кипятится бабуля, вызывая очаровательную улыбку на лице внука. Он мгновенно меняется, улыбаясь ей по-доброму, с видом плюшевого медведя, на которого невозможно злиться.
– Разве я плохо себя веду, ба?
– Не прикидывайся. Говорят, ты Варечку обижаешь.
– Кто это говорит? – снова резкая метаморфоза и жесткий взгляд на меня. – Она сама? Или моя мамочка? Они сами знают, что нужно сделать, чтобы я был милым. Освободить территорию от своего присутствия.
