Очень нежный девический запах. Чистоты. Свежести. Сладости. Его невозможно описать, с чем-то сравнить, ведь у каждого свой уникальный запах. Но если бы надо было дать четкое определение, то я бы сказал, что пахнет свежей, только что выпавшей на траву росой, какая бывает ранним утром…
И даже здесь эта лимита отличается от моего привычного круга общения. Девки, с кем я обычно общаюсь, выливают на себя весь парфюмерный бутик разом. Не поймешь, чем от них пахнет даже, где их настоящий запах. А от этой мыши пахнет ею.
И какого-то хрена меня от ее запаха ведет. Сжимаю крепко зубы, до ломоты в челюсти пытаясь отрешиться. Сосредоточиться на шагах.
Раз-два. Раз-два. Раз-два.
Просто идти. Просто не дышать.
Несу ее и думаю о том, какая она маленькая, тонкая, хрупкая. Невесомая. Я бы и до дома ее донес, пушинку эту болезную.
Очередное теплое облачко дыхания долетает до моей кожи, и по ней бегут мурашки. Мурашки! Долбаная реакция на какую-то мелкую девчонку, которую я просто несу, как мешок картошки.
Она не строит мне глазки, не пытается понравиться, она лежит еле живая в моих руках, а я… Реагирую. И что с этим делать, непонятно.
Мне это не нравится! Черт возьми, я вообще не должен быть здесь! Бешусь и от этого намеренно грубо ставлю ее на ноги у порога дома.
– Дальше сама! И возьмись уже за свое здоровье, иначе отвезу в больницу, поняла? – рявкаю на нее, и сам себя тут же ругаю за то, как девчонка сжимается от моего крика.
Кому от этого стало легче?
Быстрым шагом удаляюсь от нее, пытаясь понять, где еще я чувствовал этот запах…
Залетаю в комнату, решая собрать вещи, отвезти их к маме в дом, а потом поехать потусить у Гора. С прошлых моих разъездов еще не позволял прислуге прибираться комнате. Я вообще не люблю, когда влезают в мое личное пространство.
Алевтина Юрьевна просачивается сквозь дверной проем, услужливо улыбаясь. Руки сложены на белом фартуке, прическа волосок к волоску. Всегда идеальна.
– Тимофей, в доме никого, все разъехались. Если вам что-то нужно, я могу помочь.
Замечаю, как неодобрительно смотрит на мой бардак. Но знает, что распекать своих помощниц не за что, ведь все в курсе моих привычек.
– Пусть приберутся здесь.
Хватаю легкую сумку, скидываю туда джинсы, футболки, прочую хрень.
Снова под руку попадается браслетик. Так вот откуда он выпал. Из джинсов, в которых я ходил на вечеринку к Архипову. Провожали учебный год, отмечали выпускные экзамены.
Принюхиваюсь к джинсам и футболке. Пахнет хлоркой, да и вещи жамканные, словно высохли мокрыми. В бассейне я, что ли, купался в одежде? Такое вряд ли прошло бы незамеченным. Парни бы мне сказали, да и фотки бы были.
Но сам я ни хрена не помню.
– Постирать ваши вещи? – протягивает забытая мной домработница руки к моим вещам, и я бездумно киваю, но браслетик держу в руке.
Сжимаю крепче. Чувствую, что это какая-то важная зацепка. Ключ к событиям той ночи. Нет, напиваться я не буду. Завязал. Не помнить, что ты делал, то еще «удовольствие».
– Алевтина, – почесывая бровь, смотрю на женщину, что воспитала меня с пеленок вместе с мамой. Она точно такой же член семьи, если подумать. – В доме остается только Варя. Проследите, чтобы она поела. Если надо, вызовите врача. Или мне звоните…
Мля, это точно было лишним. Зачем я это сказал?
Глаза напротив меня удивленно расширяются. Явно не это она думала услышать. Но опыт не пропьешь, и домработница не задает ни одного лишнего вопроса.
