Потому что так не могло быть на свете, чтобы Создатель не покарал непослушных плаксивых девочек, но забрал маленького одуванчика с голубыми, как небо, глазами.
И Миджина верила. Дрожала под одеялом, боясь рассказать родителям, потому что нянька строго-настрого запретила об этом говорить. «Чтобы не накликать беду, домнишоара Шербан».
Накликала всё-таки.
– Кто это? – спросила Миджина, ощущая лишь ватные ноги и онемевшие руки, вцепившиеся в зеркало.
Существо по ту сторону смотрело растерянно, и его синие полные губы задрожали, словно оно собралось заплакать.
– Ты.
– Нет. Не правда, – Миджина решительно мотала головой из стороны в сторону, и существо, будто издеваясь над её попытками всё отрицать, повторяло движения. – Это какая-то магия. Морок. Это всё вы хотите меня извести!
Догадка пришла на помощь растерянному разуму. В ушах зашумело, челюсть свело, и совсем рядом что-то треснуло, будто лёд по весне тронулся на реке.
Миджина перевела взгляд с сосредоточенного Салбатора де Тореса, по-птичьему склонившего голову набок и смотревшего на неё со зловредным прищуром, на зеркало и увидела, что оно раскрошилось в её руках. Волшебное стекло рассыпалось на мелкие осколки, деревянная резная рама треснула от края до края.
Только из порезов на ладонях текла не алая кровь, а тёмно-вишневая, как фруктовое желе для праздника Летнего сбора урожая. Только матушка Гиса, тощая кухарка в возрасте, так и не набравшая весу и доброты в характере, на этот раз пожадничала больше обычного и не положила достаточно желатина.
– Что это? – тихо поскуливала Миджина и трясла головой в знак отрицания. Нет, такого не бывает!
Ей бы хотелось сейчас устроить рёв, даже некрасивую истерику, недостойную купеческой дочери, для которой нанимали учителей из соседней провинции, но всё никак не моглось, сколько Миджина не пыталась.
Сжаться бы сейчас в комок и обхватить голову руками, чтобы убедиться, что она не отвалится как гнилой кочан капусты.
– Нет! Нет! Нет! – шептала она и наконец освободилась от расколотой рамы. Принялась царапать себе лицо, почти не осознавая что делает и выть, тихо, почти по-волчьи оплакивая невозвратную потерю.
– Полно! Совсем уже ополоумела! Как я тебя потом скрою обратно?! – домин де Торес оказался рядом и отвёл её руки от лица.
Миджина видела, заметила сразу, насколько ему неприятно её касаться. И не винила его за это.
Самой противно было. Если она то, что показалось в зеркале, то Создатель должен смилостивиться над монстром и подарить ему вечный сон. Или это уже с ней когда-то случилось?
Салбатор подвёл её к стулу и посадил на него, а потом подал стакан прохладной воды.
– Выпей, не бойся! – он говорил почти ласково, но как с бешеной собакой, которую опасно злить. – Это не та вода.
Мелькнула мысль, что неживые пить и есть не должны, а она, Миджина, вроде бы способна ещё и голод испытывать, и жажду.
– Ты ни то ни другое. Словно между мирами зависла. Вот Чёрная ведьма нам и нужна, чтобы вернуть тебя к жизни. А там и забудешь всё, что было.
Слова Салбатора текли сладким сиропом, и всё же Миджина чувствовала, что в них что-то не так. Они, как кружева на поношенном платье, призванные скрывать неприглядные заплатки.
– Зачем я вам была нужна? – спросила она снова и вцепилась в запястье. Миджину грела мысль, что она доставляет домину неприятность своим касанием. Хотел себе игрушку, так терпи!
