– Пройдемте тоже… – кивнул полицейский.
– Но нам должны принести десерт… – вознегодовала подруга.
– На десерт будет встреча с жандармерией! – улыбнулся ей уже поднявшийся с места Поль.
И эта улыбка примирила Машку с судьбой.
– Между прочим, у меня нет алиби, – шепнула я подруге, когда наша компашка тюремной цепочкой шагала под взглядами посетителей через весь зал. Впереди поступью командора маршировала Ирусик, замыкал процессию Длинный, скорбно свесив и без того унылый нос.
– Все ушли на перекур, а я сидела на пляже совсем одна…
– Но хоть кто-то тебя там видел?
– Нет. Но я видела Поля. Он разговаривал по мобиле со своей бабушкой.
– Отлично! – воодушевилась Машка. И тут же подскочила к саксофонисту, семенящему перед нами вслед за бедной Лизой.
– Можно вас на минуточку? Вы не могли бы подтвердить алиби моей подруги?
Поль аж притормозил.
– Алиби?
Он уставился на меня с любопытством:
– Красивым девушкам не могу отказать. Так это вы украли колье?
– Нет, я одиноко сидела на пляже. Но я видела вас. В шезлонге.
– О как! – еще больше изумился Поль. – Тогда мы находка друг для друга! У меня ведь тоже нет алиби.
И он так ласково посмотрел на меня сияющими голубыми глазами, что на секунду я поверила: да, мы находка!
Но тут же почувствовала себя под перекрестным огнем: Лиза, Катя и Машка чуть не пробили меня насквозь гневными взглядами.
Я поняла, что за внимание этого солнечного симпатяги идет нескончаемое женское сражение. Есть такие типажи – как минное поле. Сверху – цветущий сад из шуток и улыбок. А под ними спрятаны растяжки, на которых тетки подрываются одна за другой. Судя по виду Машки, она уже занесла ногу над опасной проволочкой.
– Ты же хотела необычный день рождения? – шепнула она мне, когда жандарм предложил нам рассесться в каминном зале, увешанном фотографиями гостивших тут знаменитостей. – Вот, пожалуйста, – полицейский допрос.
– Маша! – не выдержала я. – В наших с тобой путешествиях полицейский допрос – как раз самое обычное!
Есть у подруги такой дар – притягиваться к местам преступлений, как гвоздь к магниту. Ну и меня тащить за компанию. Так что будем считать, отдых на Лазурке начался по плану.
Жандарм был на удивление краток. Спросил, не видели ли гости чего-нибудь подозрительного. Все промолчали. Расспросил, кто где был во время перерыва. Прицепился к Машке с Катей, не видели ли они кого в отеле: номер Гусыни был как раз на нашем этаже. Те видели только горничную с тележкой, когда выходили из лифта. Она чуть не сбила их с ног.
Жандарм, вытирая вспотевшую лысину платком, отметил это в своем блокноте. Потом торопливо переписал наши телефоны: мне показалось, что больше всего на свете он сейчас мечтает о бокале холодного пива. И ретировался, сказав, что его напарник осматривает комнату с открытым сейфом. Гусыня засеменила за ним следом: составлять заявление.
Мы с Машкой собрались бесславно идти спать, когда к нам подошла Катя. Только тут мы вспомнили о запертом в ванной Бунике.
– Это я виновата! – вздохнула она.
– То есть?
– Ну, с этой кражей. Нинель просила меня ничего раньше времени не писать. А я не выдержала. Вчера выставила в блог, что на заседании клуба поклонников Зельды Фицджеральд будет показана уникальная реликвия, которую носила жена писателя. Потом еще с заседания фотки выставляла. Кто-то и позарился…
– Не получается, – прищурилась Машка. – Ты же не писала, что Нинель положит колье в сейф номера в отеле. Она вообще тебе об этом говорила?
