Грейс неуверенно переступила с ноги на ногу:
– Я была чересчур откровенна прошлым вечером. И довольно груба. И, вероятно, немного саркастична. И… – Грейс умолкла, поскольку Цезарь поднялся и обогнул стол, едва не уронив единственную стоящую на нем фотографию в рамке. Может, снимок Рафаэля?
Прислонившись к столу, он мягко сказал:
– И?..
Глаза девушки расширились. Она сглотнула и продолжила:
– И я весьма нелицеприятно охарактеризовала вашу многочисленную службу безопасности.
– Да, – сухо подтвердил Цезарь.
Грейс бросилась в атаку:
– Да – я была откровенна? Да – я была груба? Да – я была немного саркастична? Или да – я нелицеприятно выразилась по поводу вашей многочисленной службы безопасности?
– Да, все это было, – согласился он. Голос его был напряженным.
– Вот так, значит. – Она грустно улыбнулась.
– Так – это как? – с раздражением поинтересовался Цезарь.
Пусть она выскажется яснее. Откровенность – это одно, непонимание – совсем другое.
Грейс настороженно смотрела на него, слишком остро чувствуя близость этого мужчины. Как и вчера, в его присутствии пространство словно лишилось кислорода.
– Это те причины, по которым вы имеете право меня уволить.
– И, увольняя вас лично, я получу удовольствие. Так, кажется, вы выразились?
– Разве это имеет значение? – Грейс нетерпеливо вздохнула. – Суть в том, что вы меня увольняете. Получите вы от этого удовольствие или нет, не так уж важно…
– Для вас – может быть, – уколол ее Цезарь. – А мне не нравится сообщать людям, что они уволены. – На его виске забилась голубая жилка.
– Да? Что ж, в таком случае прошу прощения. Я была введена в заблуждение. Я говорила поспешно, не подумав. Может, вы и не получаете удовольствие, увольняя людей, однако вы в любом случае меня уволите, – заявила Грейс.
Если мисс Блейк считает, что она извинилась, ей явно не помешает работа над собой. Она умудрилась оскорбить его дважды за какие-то минуты.
– Так что, может, мне лучше вернуться в коттедж и начать собирать вещи? А вам и Рафаэлю, скорее всего, станет комфортнее, если у вас под ногами никто не будет путаться.
У Цезаря появилось ощущение, что в какой-то момент он упустил нить беседы. Это было событие неординарное: обычно, когда он говорил, люди слушали и не пытались отвечать или, хуже того, перебивать.
Он потер подбородок, не сводя глаз с Грейс Блейк:
– Я и Рафаэль?
– Не волнуйтесь, я никому не скажу. – Она коснулась его рукава, а затем быстро отдернула руку и покраснела. – На втором собеседовании Кевин дал мне на подпись контракт о неразглашении тайны, поэтому вы, без сомнения, сможете подать на меня в суд, если я начну распространяться насчет вашей личной жизни. – Она ободряюще ему улыбнулась.
– Я и Рафаэль, – повторил Цезарь мягким голосом.
Эта обманчивая шелковистость тона должна была заставлять людей напрячься. Но об этом знали члены семьи Цезаря и его враги. Мисс Блейк не имела об этом ни малейшего понятия.
