Да, я в черных боксерах, и че? Не без них же.
— Доброе, — продолжаю наблюдать за ее смущением исподлобья. Обожаю, когда она теряется.
Я сказал, обожаю?
Даю мысленно себе затрещину.
— Че делаешь?
Гоню от себя разные мысли, в которых только я и эта девушка с чудными волосами.
— Замесила тесто, — ненароком зачерпывает пальцем густоватую жидкость из миски и отправляет в рот, пробуя на вкус.
Бли-и-ин.
Все утреннее напряжение, что насильно сдерживал, таки ухает вниз.
— Пытаюсь приготовить блинчики.
— Блинчики?
Давно не ел их. Именно домашние. Приготовленные с любовью, что ли.
— У меня дома... — осекается, — другая плита.
Даже представлять не хочу, какая.
— Не знаю, как включается эта... кхм, штуковина. Ты знаешь? — Настя решает бросить на меня взгляд, на этот раз смотрит только в лицо.
Знаю.
Я знаю, как моментально включается другая штуковина, — мысленно ухмыляюсь своей шутке.
Тормози. Девчонке вряд ли понравятся мои недалекие намеки. Она сделана из другого теста.
Из какого?
Еще не знаю, но точно из особенного. Изысканного.
Придет момент, и я обязательно его попробую.
Отлепляюсь от дверного косяка, к которому все это время был приклеен, не парюсь, двигаюсь в ее сторону в нижнем белье.
Чувствую, как Настя, освободив для меня пространство, любуется моим обнаженным торсом, стоя позади. Именно любуется, потому что мое тело более чем в порядке, и грех прятать такое великолепие, полученное путем изнурительных тренировок.
Ешь глазами, Настена, не робей, — даю ей мысленный посыл.
Когда еще выдастся такая возможность?
В два счета справляюсь с этой, как девушка выразилась, штуковиной.
Сковорода на ней постепенно нагревается для жарки, а я моментально разогрет с ног до головы одним серо-зеленым взглядом, который не перестает сканировать меня поблизости.
— Вуаля, — отхожу в сторону, предлагая ей занять пост, и девчонка с воодушевлением принимается за дело. Ну а я стою истуканом, почесывая затылок, с удовольствием наблюдая за ее стряпней.
— Как спалось? — действительно распирает знать, потому что стоило ей вчера оказаться в спальне одной, и я услышал щелчок запирания дверной ручки.
— Очень хорошо, — чуть заметная ухмылка трогает ее пухлые губы.
— Хорошо, — повторяю за ней, как полоумный.
Не припомню, чтобы у Макса были межкомнатные задвижки, ни разу не обращал на это внимания. Похоже, Настя закрылась по привычке, чтобы отгородиться от меня и от остального мира. Как будто ей что-то или кто-то мог навредить. Такой расклад, честно говоря, бесит. Все же обещаю себе по дороге заглянуть в дом и выяснить, какого черта там происходит.
— А ты? — снова смотрит в глаза, пару раз моргая веками с пушистыми ресницами.
— Тоже нормально, — вру, конечно.
Чувствую себя побитым после неудобного дивана, но это мелочи жизни.
— Всегда так рано просыпаешься? — подхожу к кофемашине, намеренный приготовить нам утренний кофе.
— Обычно в пять-шесть утра, — мягкий голос ласкает уши.
— Для чего?
— У меня, — жует губы, выливая на сковороду тесто, — много дел. Нужно в библиотеку, затем на учебу, после — на работу.
Да тут и ежу понятно, что она старается как можно реже быть в том доме.
— И сегодня ничего из этого тебе не придется делать, — даю ей понять, чтобы не строила планы.
— Почему? — хмурит светлые бровки, вызывая во мне желание приблизиться и дотронуться пальцем до ее черточки.
— Потому что тебя ждет шопинг, — объявляю обыденным тоном, а у самого от предвкушения покупок в груди что-то расцветает.
