– Ауч! – возмущаюсь я. – Вы что творите?
– Прости! – говорит Михаил Петрович. – Ты снова хотела от меня сбежать.
– Вы же сказали, что приедете вечером, а сами дежурите у института, – хмурюсь.
– У меня очень мало времени, Ксюшенька. Садись в машину, я тебе все расскажу. Еще раз повторяю: для тебя я безопасен. И пальцем не трону.
– Клянетесь?
– Клянусь! – торжественно говорит старший Востриков, положа руку на сердце.
– Ладно, поверю вам.
Открывает передо мной дверцу авто, и я сажусь в салон. Мне уже не особо страшно, хотел бы причинить вред – сделал бы это еще вчера, когда я почти уснула у него в машине. Но он доставил меня домой, хоть и наврал с три короба. Полцарства за общение – ну надо же! Сказочник дедушка Миша.
– И куда мы едем? – любопытствую.
– Ко мне домой. Не беспокойся. Мы только поговорим.
Недоверчиво хмыкаю, но сижу на попе ровно. Честно говоря, меня разбирает любопытство. Есть у этого старика какая-то тайна – такое у меня предчувствие.
Он привозит меня в свой огромный трехэтажный дом в новом районе. Недоступный забор, массивные кованые ворота. Джип въезжает во двор и ворота закрываются. Ловушка захлопывается у меня за спиной.
А если он маньяк? О боже… Села к нему в машину среди белого дня. Если я пропаду, меня найдут по камерам, которые возле института. Эта мысль меня успокоила, и я вошла в огромный, сверкающий стерильной чистотой дом.
– Красиво у вас тут, – поднимаю голову и вижу расписной вручную потолок, как в Сикстинской капелле.
– Всю жизнь я окружаю себя красивыми вещами. И только в старости понял, что все это – пшик. Вещи ничего не значат, главное – люди.
Охотно верю, что ему не хватает общения. Отвечает глубокомысленно, как и положено старикам.
– Хочешь, проведу тебя по дому? – спрашивает.
– Конечно, хочу. У Вас не дом, а произведение искусства.
Хожу по роскошному жилищу Михаила Петровича, открыв рот, как по музею. Я не разбираюсь, что сколько стоит – но что-то мне подсказывает – в обстановку вложили бешеные деньги. У Тепляковых дом гораздо скромнее и минималистичнее.
– Спасибо, милая. Дом после моей смерти перейдут к сыну.
– У вас есть дети? – удивляюсь.
Он кивает и приглашает меня в ботанический сад. Здесь стоят два плетеных кресла возле столика и качели с желтой подушкой. И зелень – много всякой зелени и экзотических цветов.
– Мое любимое место в доме, – говорит старик, любовно осматривая кадки с растениями.
– Здесь здорово, – соглашаюсь.
– Сейчас подадут вино и сыр. И я начну свой рассказ. Вижу, что ты успокоилась и мне доверяешь – это хорошо. Не люблю наводить ужас на людей, особенно на хорошеньких девушек.
– Так что от меня требуется?
– Выслушать меня и дать слово, что после моей смерти ты передашь запись разговора одному человеку.
– После смерти? – испуганно переспрашиваю.
– Мне недолго осталось. Одной ногой в могиле стою. Может месяц, максимум два.
– Но почему? – вырывается у меня.
– Саркома.
Он худ и ненормально бледен. Щеки впали, глаза ввалились. Теперь-то я вижу, что он серьезно болен.
– Но не об этом я хотел рассказать.
В помещение бесшумно входит мужчина средних лет с подносом в руках и ставит перед нами открытую бутылку красного вина, нарезанный сыр разных сортов и два бокала на ножке. Михаил Петрович молчит, и я молчу. Наверное, ждет, когда мужчина нальет нам вино и так же бесшумно выйдет.
– Сейчас включится запись, и наш разговор будет записываться. Тебе особо не надо говорить или спрашивать. Я сам буду говорить.
