Кимычев любезно пригласил к себе, рассказал, что процесс стирки белья у него находился в разгаре, то есть сегодня вечером он как раз собирался отсортировать белье, чтобы завтра установить соответствующий таймер на послезавтра. В общем, Кимычев как-то слишком молниеносно, что вообще с его личностью не очень соотносилось, выпал из числа подозреваемых.
Далее они отправились к редактору стенгазеты Правдорубову. В его квартире, как обычно, был почти идеальный порядок. В том смысле, как его понимал сам Правдорубов. На столе и на полу валялось куча бумаги, листы ватмана, карандаши (в основном все сломанные), маркеры без крышек, ручки, тюбики клея (все открытые) какие-то вырезки из журналов, и много всего такого же необходимого. Вдоль стены пластами располагался, как сам его Правдорубов с гордостью именовал, «архив».
На самом деле, Дяде Лёне это казалось похожим на пункт приема макулатуры. Там стояли, лежали друг на друге, иногда были небрежно навалены сверху так, что было удивительно, как это газетная Пизанская башня еще не рухнула, подборки стенгазет за все время ее существования. И самым удивительным для Дяди Лёни было то, что эти самые предыдущие выпуски хранились не в одном экземпляре, а в десятках, иногда сотнях.
Но у Правдорубова была своя логика. Он считал, что одного экземпляра мало. Ведь если делать на единственном образце необходимые рабочие пометки, то чистого варианта для архива больше не останется. А вдруг когда-нибудь потребуется тот же самый номер для того, чтобы опять с ним поработать, делая на нем сноски?! И это, не говоря о том, что в любой момент кто-то может обратиться в архив редакции за этим самым, конкретным номером.
Дядя Лёня, конечно, не разделял мнение своего друга о том, что этих самых желающих обратиться в архив когда-либо могло быть слишком много. У него лично всегда дома лежали номера стенгазеты, иногда он читал какие-то статьи, но в большей степени разгадывал сканворды на последней полосе. А так, как Правдорубов лично бросал зачем-то по пять экземпляров в почтовый ящик каждому в доме, то и у Дяди Лёни в его цокольной студии вполне можно было открывать филиал такого архива, так как идти сдавать макулатуру ему было лень.
Ну, и кроме того, редактору Правдорубову было откровенно жаль свои творения так бездарно отправлять на вторсырье. Он хотел сохранить это, в том числе и для благодарных потомков. В интересе которых к его архиву он не сомневался.
Правдорубов как раз в момент их появления в фартуке жарил яичницу и одновременно занимался редактированием нового выпуска на кухонном столе. Порядок на котором качественно мало отличался от того, что царил на рабочем столе, ну разве только все было чуть менее масштабно.
Редактор объяснил гостям, что стиральной машинки у него нет. Что приобрести ее, конечно, следовало бы, но он весь был погружен в работу над новым номер стенгазеты, в котором должно было выйти очередное разоблачение деятельности домоуправления. Дядя Лёня слышал об этих громких расследованиях регулярно, но предпочитал политическим статьям (а он считал любой критический материал политикой) что-нибудь смешное или разгадывание сканвордов.
А пока Правдорубов стирал белье в тазике. Покупать который ему, к счастью, не пришлось. Так как масштабы бизнеса по варке джинсов у Несмеяна увеличивались, то самый небольшой из тазов, занятых на его домашнем производстве, был любезно передан редактору.
