А как-то Кимычев подвез к подъезду Бандюганова и, как всегда широко улыбаясь, о чем-то поговорил с ним, а потом получил от последнего дружественное похлопывание по плечу. Отчего тюбетейка (по всей видимости, уже выменянная у Пофигистова обратно на его фуражку) вертикально подпрыгнула сантиметров на тридцать, но потом благополучно приземлилась обратно, правда, полностью надвинувшись Кимычеву на глаза. Далее Бандюганов протянул криминальному королю какие-то деньги. Крохоборов отлично понимал, что речь шла о доле пахана, которым, вне всяких сомнений, являлся Кимычев.
Крохоборов, разумеется, понятия не имел о содержании статьи, написанной Правдорубовым, но отчетливо запомнил слово «мафия» в заголовке. А также фотографию довольного Кимычева в тюбетейке, на которую нечаянно капнул сок от котлеты. Ему было глубоко наплевать на все эти бесконечные расследования. Как он говорил сам себе, от того, что букв много котлет не прибавляется.
Кроме того, Крохоборова страшно мучил вопрос, куда именно отправились изъятые у него капиталы с карты от несостоявшейся поездки на такси. И даже, куда было не столь уж важно, главное, как. Как именно их вернуть назад. Потому, что он стал ловить себя на мысли, что стал значительно хуже спать. Потому, что крутил и вертел этот вопрос. Это, быть может, для кого-то деньги были маленькие. Но для буфетчика любые, даже самые маленькие деньги, были очень немаленькими. Каждая купюра, которая тем или несколько иным способом попадавшая к нему в руки, сразу становилась бесконечно родной.
Он даже плакал иногда, представляя себе засаленную, порванную в местах основных водяных знаков, купюру. В своих трудовых руках. Дрожащих. После того, как поменял ее на мелочь. Ну, и с учетом списания товара, слегка округлив. Ведь кому-то, как Бандюганову или криминальному авторитету Кимычеву она доставалась абсолютно легко. А Крохоборову приходилось много трудиться, обсчитывая и списывая товар, дабы ее заработать.
Каждый лично потраченный рубль буфетчик привык оценивать даже не за два, и не всегда за пять, а чаще всего за десять. И всякий раз пересматривая фото в социальных сетях болотных сапог Пофигистова, кусавшего их зубами, словно проверяя, действительно ли это резина, у Крохоборова кололо в сердце от понимания того, на чьи деньги они могли быть куплены.
Мучаясь от необходимости посоветоваться с кем-то что конкретно делать с Минометкиной, Крохоборов понимал, что два эти двое, блуждавших в своих мирах, явно неспособны были помочь. Один был погружен в какие-то дурацкие расследования. Второй же замучил всех своим бухгалтером Проводкиным из журнала. Крохоборов не читал ни одного выпуска. Но, наслушавшись многочисленных рассказов о нелепейших похождениях последнего, даже написал гневное письмо в журнал. В нем он попросил, чтобы в ближайшей главе Проводкин упал со своего коврика для бухгалтерской йоги куда-нибудь в пропасть и ни в коем случае не воскресал. Хотя бы полгода.
У подъезда курила компания. Точнее, курил только один. Остальные с удовольствием дышали. Это были бригадир водопроводчиков Братанов в фирменной спецовке с сигаретой во рту, а также Антресолькин, Теплович и винофил Шатров.
Они оживленно что-то обсуждали, но, увидев Крохоборова, отложили в сторону свои серьезные разговоры обо всем подряд, заулыбались и стали хитро ему подмигивать. Оказалось, что почти весь дом был в курсе его вечера с принцессой из сказочной страны.
