– Или под колёса угодила? – играем в угадайку, теперь вдвоём подбираясь к бедолаге, да только расстояние между нами ни в какую сокращаться не хочет. – Нет, не дастся. Вера же мне говорила, к людям она не идёт. Иначе кто-то из наших давно бы уже к себе забрал.
Мы тормозим. Танька хмуро губу закусывает, а я разреветься хочу. Ведь наперёд знаем – ещё шаг сделаем, убежит, если вообще обороняться не бросится. А если не сделаем – умрёт, не выдержав обещанных заморозков. Господи, замкнутый круг какой-то… От бессилия даже пакет с колбасой на снег валится, рассыпая по холодной земле скудный ужин для этой несчастной. Может и к лучшему, из рук всё равно не возьмёт.
– Зря приехали.
Не первый год в этом деле. Бывали случаи, когда приходилось неделями доверие зарабатывать: кормить ежедневно, перед глазами мелькать, радоваться, когда пёс, наконец, шёл на контакт… а потом начинать сначала, когда спустя день или два на передержке, найдёныш вновь убегал в знакомые ему места. Беда лишь в том, что в случае с этой несчастной время – непозволительная роскошь.
Ну всё, я носом шмыгаю. Варежкой тру холодные щеки, стирая слёзы бессилия, уже капнувшие из глаз, и на притихшую Пермякову смотрю. Она тоже сникла, но хотя бы держится.
– Господи, жалко её! Нужно было снотворное взять…
– Так ведь еду не берёт!
Как не подступись, мы обречены на провал. Только и можем, что наблюдать, молясь, чтобы она к себе подпустила… Долго наблюдать, запоминая каждое пятнышко на замершем теле неспасенного нами питомца…
– Вы чего там замерли? – даже на окрик моего квартиранта не реагируем, ведь обе не знаем, что и сказать. Что не судьба ему сегодня вступить в ряды волонтёров? – Подойти –то уже можно? А то я замёрз у тачки топтаться!
Бессмысленно. Только он и не думает ждать моего одобрения, уже похрустывая позёмкой. Останавливается рядом с нами, не сразу находя взором огромного обессиленного терьера, а когда видит, бледнеет, больше не сводя глаз с воззрившегося на него пса. Правда боится? Вон и пальцы в кулаки сжал и челюсти от напряжения стиснул… Словно самого страшного в мире монстра увидел. Или…
– Чёрт! – Таня визжит, пугая меня не на шутку искажённой от ужаса физиономией, и хватает меня за рукав, заваливая в сугроб. А я всё равно вижу: как этот самый пёс, что ещё секунду назад стоял памятником собачьей преданности, бежит со всех своих мощных лап прямо к моему незнакомцу! Как на землю его опрокидывает, и вот-вот вцепится в горло. Ведь вцепится, да? Вон как запрыгнул сверху, уже и к лицу пасть приблизил… Жмурюсь, до ярких вспышек, разбавляющих черноту перед глазами, до тошноты подступающей к горлу леденея от осознания, что прямо сейчас свершится страшное, и всё слушаю, слушаю… А криков нет.
– Герда, – лишь радостный мужской шёпот и собачий скулёж.
10. ГЛАВА 10
Незнакомец
Герда… Кличка сама сорвалась с губ. Даже раньше, чем перед взором замельтешили обрывочные видения: я гуляю с ней в парке, небольшом, безлюдном, а старенькие лавочки в нём выкрашены всеми цветами радуги; я хвалю её за принесённую палку, почёсывая за ухом, а она смотрит с надеждой, что я перестану вести себя как дурак и вновь подкину её любимый снаряд в воздух; я злой посреди светлой хорошо обставленной комнаты, держу в руке, похоже, любимую пару кроссовок. Злюсь, не сразу находя глазами нашкодившего щенка (Герде тогда было наверняка месяцев пять, не больше) и обещаю отправить её жить на дачу, если она ещё раз сгрызёт мою обувь.
