По лицу его катились слезы, да и сам он выглядел таким несчастным и растерянным, что ему поверили, хотя от Джона все еще пахло виски. Девочка была в таком состоянии, что ни один нормальный человек не мог бы представить себе даже на минутку, что это – дело рук ее родной матери. Джону, во всяком случае, не задали ни одного вопроса – быть может, еще и потому, что времени не было. Врачи сразу же надели на Габриэллу кислородную маску, ввели в вену толстую иглу капельницы, после чего две санитарки увезли ее в отделение интенсивной терапии. Джон остался ждать в приемной.
Он просидел там несколько часов, прежде чем вышедший к нему молодой врач сказал, что девочка, без сомнения, будет жить. У Габриэллы оказалось сломано три ребра и порвана барабанная перепонка; кроме того, врачи подозревали сильное сотрясение мозга. Страшная рана на ноге, которая так напугала Джона в первые минуты, ни жизни, ни здоровью Габриэллы не угрожала, хотя его и предупредили, что шрам, скорее всего, останется. В заключение врач выразил надежду, что через несколько дней опасность будет уже позади и мистер Харрисон сможет забрать девочку домой.
«Только не домой!» – чуть не выпалил Джон, но вовремя спохватился. Вместо этого он спросил:
– Как вы считаете, сотрясение мозга – это… серьезно?
– Зависит от того, сколько времени прошло от момента падения до поступления в больницу, – ответил молодой врач. – Во сколько это случилось?
Но Джон только покачал головой.
– Возможно, она пролежала без сознания несколько часов, – выдавил он наконец из себя. – Я нашел ее не сразу. Меня, видите ли, не было дома…
И он отвернулся, думая о том, что сказал бы врач, если бы знал правду.
– Думаю, ничего страшного не произойдет, она поправится, – поспешил успокоить его врач, заметив выражение лица Джона. – Домашняя обстановка и соответствующий уход быстро поставят ее на ноги.
И Джон скрепя сердце заверил доктора, что они с матерью сделают все возможное для девочки.
Он не хотел уходить, не увидев дочь, и ему разрешили заглянуть к ней в палату. Габриэлла спала. Это несколько успокоило его, и примерно через полчаса Джон решился наконец уехать. Уже сидя в такси, он неожиданно подумал о том, чтó он скажет Элоизе. Джон не знал, как остановить ее, как не дать изуродовать или убить девочку. Он хорошо понимал, что вчера Габриэллу спасло только чудо и что в следующий раз ей может не повезти. Он мучился, но решиться ни на что не мог. А лучше всего будет уйти самому, навсегда бросить Элоизу, чтобы никогда больше не видеть того, что он увидел сегодня утром. О дочери, о том, какая судьба ее ждет, Джон почти не думал. В больнице Габриэлла была в безопасности, и это было все, что он желал знать.
Двери особняка он открывал не без содрогания. Когда же обнаружилось, что Элоизы нигде нет, Джон испытал настоящее облегчение. У него словно гора с плеч свалилась. Он понятия не имел, куда она могла отправиться, но не все ли равно. Машинально поглядев на часы, Джон прошел в библиотеку и, налив себе на два пальца чистого виски, опустился в глубокое кресло у камина, раздумывая над тем, что же он все-таки скажет Элоизе, когда наконец ее увидит.
Теперь-то он знал, что Элоиза – бесчувственное животное, злобная инопланетная тварь, бездушная машина, которая способна уничтожить все, к чему ни прикоснется. Когда-то он любил ее, но сейчас воспоминание об этом вызывало в Джоне одно лишь удивление. Он не понимал, как он мог так обмануться. Неужели он и вправду думал, что Элоиза может быть ему хорошей женой и доброй матерью их детям. Теперь, во всяком случае, Джон ничего так не желал, как оказаться от нее как можно дальше.
