>Мужчина подошел к кровати, заглянул парню в глаза, сверля его взглядом, произнес:
>– Кто, же тебя так? Ты, же мастер, ты воин.
>Парень, уставившись в потолок, как будто замер за стеклом своих глаз. Одни черные точки глазных яблок поблескивали своим холодом.
>Мужчина, повторил:
>– Кто?
>Взгляд парня, всё так же в потолке, но губы, произносят:
>– Прохожий, на костылях.
>Мужчина скривился, переспросил:
>– Кто?
>– Одноногий, – сказал парень и закрыл глаза, потом уже в полголоса, – он Чань, он совершенен. Глаз Шивы.
>Но мужчина уже на выходе, он не слышит последних слов, испуганного и побежденного воина.
>Выйдя из больницы, мужчина набрал нужный номер и произнёс слова в трубку:
>– Перерой весь район, разыщи одноногого. Нет не кличка просто одноногого и непременно на костылях. Не знаю причём тут калека. Воин не может бредить, его сознание потухло на этом одноногом.
>Ночь. Фрол, закрыл за собой скрипнувшую подъездную дверь. Немного отойдя от дома, остановился, прислушиваясь. Старая ветхость молчала, лишь где-то там, в конце отслужившейся постройки шумел ветер, играя легким мусором по окнам и стенам.
>Выйдя из арки, прошёл тихую улочку, на заливающем светом городском проспекте остановил такси.
>Умостившись на заднем сиденье, проронил:
>– Бестужевский.
>Таксист развернулся, посмотрел на инвалида. Вид явно не внушал доверия.
>– Бестужевский весь перекопан, надо ехать по кольцевой. Денег хоть хватит?
>– Хватит. – Фрол посмотрел в его глаза. В них нет злости, одна жалость к нему, одноногому. – У тебя ночь как расписана?
>Таксист усмехнулся, и уже трогая, произнес:
>– До утра. Кто, как? Кто, куда?
>Фрол протянул через плечо таксисту две купюры.
>Тот, взял и присвистнул.
>– Э, брат, да ты хорошо упакован.
>– А, ты не завидуй, деньги это вода. Сегодня пьешь, а завтра сушит. Заедешь на Бестужевскую со стороны проспекта, подождешь меня минут тридцать и назад привезешь. После получишь еще столько же.
>– Сделаем.
>Ехали, молча, один двигатель пел свою песню. Фрол опять копошится в своей памяти. Опять красивая женщина на пороге, в руках держит большую дорожную сумку. Сейчас глаза детские, взгляд наивный и растерянный. Когда же он, Фрол, потерял контроль. Он, который рассматривал человека, как краткое изложение вселенского порядка. Он, который «листал» человека, как учебник, прочитывая в нем все тайны, как земные, так и божественные. Нет, что-то ни так, видно есть, что-то, которое не желает быть признанным и взятым под опеку. Женщина, её чувства, её любовь, её коварство, этим триадам не нужны университеты. Будь ты трижды умным, опытным и осторожным тебе не удастся победить ИХ. Мысли тут же чеканят ему старую выписку, из старинных запылённых талмудов. « Мёд источают уста и мягче елей речь её, но последствие горьки, как полынь, остра как меч обоюдоострый; ноги её исходят к смерти, стопы её достигают преисподней».
>Машина плавно остановилась. Водитель выключил двигатель, и как бы выдохнув, произнес:
>– Приехали.
>Когда инвалид вылез, таксист, сквозь открытое стекло, спросил:
>– Сколько ждать?
>– Тридцать минут. – Фрол развернулся к таксисту. – Включи приемник, на твоей любимой волне песни на заказ. Вот, как передача закончится, явлюсь и я. Тридцать минут.
>Водитель включил приемник, и сразу из него позывные тем, кто в пути. Таксист с удивлением посмотрел в спину довольно странного клиента.
>Фрол пересек улицу, некогда оживленную, но теперь перекрытую в связи с ремонтом. Улица вся ионная, рекламная, вся горит и поблескивает. Запоздавшие люди бегут, суетятся.
