Ни вензелей, ни китайца - страница 11

– Марина, но и на востоке есть успешные люди. Они не хотят заказывать технику у кого попало.

– Пусть в Москве заказывают, если так хотят. Наш имидж ваше расширение не украсит.

– Наша основная задача – нарастить оборот. Вы думаете, мы не справимся?

– Думаю, справимся, но не такой ценой для имиджа. Я против.

– Да, но все директора за.

– Что же, пусть.

Ей было не привыкать оставаться в единоличной оппозиции. И всё же это был случай особый, ведь Марина понимала, что на её решение повлиял опыт сожительства с родственником-провинциалом. Ну, она предупреждала Иннокентия Максимовича, что ей нужен отдых. И пусть теперь не избегает смотреть на неё вот так, как избегает сейчас.

Но было уже поздно. Коалиция сформировалась и перестала обращать всякое внимание на Марину. Ей же вроде и лучше – можно отдаться течению мыслей, таких далёких от предмета совета директоров. Но Марину исключённость из общего дела выводила из себя. Достаточно того, что её вывели за скобки происходящего дома. И ладно, если бы без неё можно было обойтись. Но ни тут, ни там ничего путного не выйдет, если Марина устранится. Достаточно только взглянуть в лица Гавриила Богдановича, Тимофея Ильича, чтобы понять: то, что ими движет – слепая жажда экспансии, – так грубо и порочно, что наверняка если и не загонит фирму в гроб, то обернётся какой-нибудь катастрофой, устранять последствия которой доверят кому? Конечно, Марине. Она начинала испытывать отвращение от вида этих одетых в дорогие костюмы, часы, очки, побрякушки сладострастников. Наверняка у каждого на уме лишь поход в сауну после того, как вопрос директората удастся решить как можно скорей. Она решила протестовать.

– Позвольте. – перебила Марина Тимофея Ильича.

– Марина, что такое? – Иннокентий Максимович вздёрнул брови вверх.

– Мы не должны расширяться. Нет, ни в коем случае. Это разрушит не только наш имидж, но и финансовую стабильность. Кредиты будут под страшные проценты. Где вы найдете достойных подрядчиков на востоке?

– Марина, Марина, стойте. – перебил её Иннокентий Максимович.

– Нет, это вы стойте! Вы чёрт знает что делаете.

– Марина? – изумился босс. – Вопрос уже решён.

– Да? Ну и пожалуйста. Расхлёбывайте потом сами.

Марина встала и, сопровождаемая взглядами мужчин, слушать не хотевшая их увещеваний, покинула аудиторию. Ей вдогонку кто-то бросился, кажется, Тимофей Ильич, расчувствовавшийся от того, как жёстко, грубо она его перебила. Но Марина не дала себя догнать, уверенным, почти что армейским шагом проследовав в свой кабинет. Вот только на душе у неё было так тоскливо, что хоть плачь. Никто её не хотел слушать и все попытки вразумить окружающих, добиться от них хоть какой-то смышлённости оказались тщетны. Когда это началось и когда закончится? Марина вспомнила слова покойной мамы, которая – по простоте душевной – любила говорить, что за чёрной полосой приходит белая или, уж во всяком случае, не такая чёрная. Но она не знала, как ей это поможет. Зато совершенно неожиданно она ощутила потребность позвонить своей сестре, Наде, и не с тем, чтобы пожаловаться на её сына, а просто так, поделиться переживаниями. Надя не заставила ждать себя и нескольких гудков – сразу видно, одинокая душа.

– Как у тебя дела? – спросила Марина.

– Потихоньку, Марин. Знаешь, нам тут много не надо для счастья. Вот, встала, кашку себе приготовила, с мёдом, с вареньем. Мёдом у нас соседка торгует, но мне две баночки просто так дала, мы давно дружим. Хотела с утреца за молочком сходить, но не встала – сил нет. Теперь только в среду привезут. Надо бы мне к врачу пойти, к хирургу наверное, нога всё болит, еле хожу. До магазина дойду – уже хорошо. А раньше вот – выйду, сразу на рынок на другой конец города, там мяса куплю, огурчиков солёных, капусты квашеной, яиц два десятка, хлеба три буханки, творога полкило, сыра грамм четыреста, фруктиков каких-нибудь, овощей разных. А теперь нет сил. Что с Борькой будет, если я помру? Кстати, как он там?