Арматура, как я и предполагал, оказалась раза в четыре больше нас. Скорее всего – обломок корабля-разведчика. Я позволил ему плыть слева под нами, когда Нильс задал новый неуместный вопрос:
– А что с фермами, папа? Их тоже все уничтожили?
Голос Нильса слегка успокоился. Он ещё не осознал, насколько страшный нас ждёт финал.
Я увидел подходящий выступ. Пора.
Обхватив сына, я поджал ноги – насколько это было возможным – и постарался оттолкнуться от арматуры. Но прямые лодыжки не достали её. И вообще, сгибать-разгибать ноги в комбинезоне астронавта – самое бесполезное занятие.
Пессимизм вновь нашептал мне остановиться и сдаться. Только теперь он выглядел как Николай Сергеевич – мой тренер по баскетболу в детстве, который изначально приготовил меня не метить даже в низшую лигу.
Вот он сидит на корточках в углу спортзала, я вижу его зелёные усы, левый глаз вечно дёргается и меньше правого. Он считает мои отжимания:
– …четыре… даже и не думай… пять… моя бабушка сделает больше… шесть… твой спорт – шахматы, сынок…
За мыслями я прозевал вопрос сына и наступление нового угла обломка, который намеренно шёл на нас.
– Что ты делаешь, папа? – повторил Нильс.
– Сын. Готовься. Это хороший шанс, – запричитал я и забрыкался, как коза, в надежде зацепиться за кусок арматуры.
Она почти накрыла нас, и я схватился за шершавый металлический край одной рукой. Пальцы соскальзывали, локоть неестесственно вывернулся, мышцы вот-вот лопнут. Мои ноги не хотят доставать до нижней планки, и мы рискуем унестись в сторону Марса с удвоенной скоростью. Сердце забилось в бешеном темпе, частота дыхания увеличилась, кислород из баллонов потёк быстрее.
Я старался обежать гребень нижней планки обломка и оттолкнуться с самой вершины. Нильс тормозил процесс, болтаясь в пространстве как кукла.
– Папа, что ты делаешь? Что мне делать? – спрашивает он.
– Помолчи пока, сынок.
Когда мои ноги оказываются на гребне обломка, я отталкиваюсь. Арматура уплывает вниз, а мы продолжаем путь в неизведанную глубину, уносимые инерцией.
И что я только что сделал? Картина нисколько не сменилась. Солнце развернулось, и теперь его почти не видно. Куда мы движемся? В сторону погибшей Земли? Или куда-то от неё в холодные глубины космоса? Хотя, какого чёрта разница?
Я снова видел Николая Сергеевича.
Что ты направишься в сторону Земли, что обратно, конец тебя ждёт один.
– Пап, как мы спасёмся? – неуверенно прозвучал вопрос Нильса. Тот самый вопрос, который всё расставляет над и.
Я вновь оглядел пустое космическое пространство. Неподалёку плыли несколько помятых обломков, остальные унеслись в неизвестном направлении. Битва стихла. Земной род закончил существование. Всем спасибо за внимание. Занавес закрылся.
– Пап, мне нехорошо, меня сейчас вырвет, – голос Нильса выбил меня из пучины апатии, и я встрепенулся.
– Нет, этого нельзя допускать, – быстро ответил я. – Ты можешь захлебнуться. Даже не думай.
– Мне так… – голос мальчишки завис, послышалось лишь глубокое дыхание. – Плохо. Здесь так жарко.
– Я понимаю, малыш, понимаю, – отозвался я. – Просто дыши глубоко и представь, что ты, скажем, на пляже. Помнишь, как мы прошлым летом ездили на Средиземное море?
– Я не могу представить. Меня всё давит. Я хочу выбраться из костюма, – захныкал Нильс.
– Нет-нет-нет! У тебя всё хорошо! – спешно заявил я. – Закрой глаза и слушай мой голос.
Не знаю, закрыл ли Нильс глаза, я слышал только сбивчивое дыхание.
