Последовав моему примеру, Нильс начал отцеплять шлем. Я вроде бы замешкался, предоставляя первенство мальчику. Если нам суждено умереть, то я только после него. Стянув шлем, Нильс вдохнул полной грудью. Значит, вакуум в кабинке исчез.
Нильс улыбнулся и что-то сказал. Мой шлем отсёк слова, однако микрофон в шлеме мальчика уловил звук. Полным восхищения голосом, тоном вкушающего сладкий торт малыша, Нильс сказал:
– Пап, я дышу.
Я немедленно снял шлем и вдохнул. Разницы между своим воздухом и воздухом в инопланетном корабле никакой. Если ядовитые смеси и присутствовали в атмосфере, то мы с Нильсом узнаем об этом позднее.
– Как думаешь, это чистый воздух? – спросил мальчик, улыбаясь.
– Ага, – соврал я, но потом уточнил, придавая словам оттенок правды: – По крайней мере, ничего не чувствую.
– Урааа, – прошептал Нильс и блаженно откинулся, вытирая пот перчаткой. – Мы остались живы.
– Кажется, дальше будет интереснее, – пробормотал я, ощущая лёгкую тяжесть в животе.
Теперь, когда шлем остался в руках, органы чувств пронзила гамма ощущений. Я слышал чужеродное жужжание двигателей, приглушённо урчащих под полом, видел цвета ярче, вдыхал терпкий солоноватый запах с примесью машинного масла неизвестного происхождения, обзор не ограничивало окошко. Я завёл руку за спину. Тело уже не парило над полом. Я лежу, явственно ощущая незримую вибрацию.
– Похоже, мы садимся, – прошептал я.
Свет стал более рассеянным, а чернота за иллюминатора затягивалась голубизной.
Нильс перебрался ко мне и обнял за грудь. Я сжал мальчика, почувствовав его родной запах. Страх немного ослабил хватку.
Сила тяжести нарастала с каждой секундой, постепенно превращаясь в эквивалент земной. Если и существовала разница, я её не ощущал.
Корабль вздрогнул и двигатели заглохли.
Вот и всё.
Что дальше?
По логике, если уничтожили всю Землю и орбитальные станции, зачем им мы? Какой толк от двух юродивых неразвитых землян? Разве что разберут по кусочкам, чего мне совсем не хотелось. Уж лучше пусть сразу убьют.
Пришелец нажал последние кнопки, и тишина надавила на уши. Вставать гуманоид не собирался, а каждая секунда промедления вколачивала лишний гвоздь в гроб моего терпения. Я даже успел рассмотреть бредовейшую идею: вскочить и наброситься на монстра.
Но вот худенькая фигура поднялась. Расправив широкие плечи, гуманоид поглядел через иллюминатор налево и направо, а потом обернулся к нам.
В новом свете из его кожи полностью пропал изумрудный оттенок, и она осталась серого цвета. Огромные чёрные глаза пришельца взирали на нас с Нильсом с космической холодностью. Я не знаю, способны ли лица этих тварей мимически двигаться, но уж лучше бы не могли. Ибо в противном случае каменное безразличие к нам оставалось единственной трактовкой выражения морды гуманоида.
Нильс тихо заплакал. Я хотел присоединиться к сыну. Вдруг проснулась полнейшая безысходность. Больше никаких вечерних посиделок на веранде, прохладных ночей, пивка по выходным с друзьями; ни родителей, ни Риммы. Жизнь лопнула за долю секунды.
Повернувшись к пульту управления, гуманоид выдвинул треугольную полочку и достал небольшой аппарат, похожий на ингалятор астматика. Проверив его и щёлкнув парой кнопочек, – в пальцы скафандра пришельцев оказались тоньше и изящнее, – чужой направил аппарат на меня.
Вот так это закончится. Выстрел, и нас нет.
Я закрыл ладонью глаза Нильсу. Почувствовал на руках его слёзы.
