Майка встала справа и чуть позади. Черная дубленка, красный шарф, ядрено-фиолетовая шерстяная шапка. Потянула Гришку за рукав, позвала тихо, как в библиотеке, как будто бы боясь отвлечь:
– Гри-и-иш, нам на следующей же, да?
– Же да. – Гришка кивнул, опять убирая наушники и почему-то глубоко вздыхая.
Пока шли к клинике, Майка все решала, как назвать кота. Гришка рассуждениям ее не мешал, только иногда фыркал, не в силах сдержать смешки. Остановилась на Тимуре Петровиче, мол, у котенка была такая же заносчивая моська, как у декана. Потом подумала, и решила оставить просто Петровича. Более весомо звучит, основательно.
Света уже ждала их у дверей, Гришку чмокнула в щеку – он просто не успел отшатнуться – а с Майкой поздоровалась сухо, ядовито стрельнув глазками.
– А ты, что ли, на свидание потом, Свет? Такая красивая. – Майка чуть ослабила шарфик, громко потопала, обивая снег с ботинок. – Мы тебя задерживаем?
Света смахнула волосы на спину, улыбнулась:
– Вообще мы с Гришей собирались котенка тебе отвозить, раз ты сама приехать за ним не сможешь. Ну, и потом погулять, может быть.
Гришка поднял бровь, но спорить не стал.
– Ну, видишь, какая я молодец. Сама приехала. Где мой кот?
Света вынесла коробку и сунула Майке в руки. Та вдруг разом переменилось, перестала топорщиться и строить недовольные гримаски. Забормотала едва различимо:
– Ты мой сладкий, золотце мое, больно тебе было или нет, хороший? Ты у меня будешь жить теперь, со мной. Больше я тебя в обиду не дам, маленький. Никогда-никогда. Никогда.
Сунула пушистый комок за пазуху, туда, где людям на картинках всегда рисуют душу, улыбнулась сверкающе, победоносно.
– Какой у меня шикарный Петрович, видели? Я его в такого котяру выращу, что он сам офигеет.
Включать большой свет в комнате не хотелось, и Майка дернула за веревочку бра. Желудок сводило от голода, спина и ноги требовали разминки, но Майка ткнула на кнопку «следующая серия» на планшете. Раздался тихий стук в дверь.
– Чего, пап? – Майка всегда знала, что это он. Мама стучала всегда более требовательно, и сразу входила. Но не папа. Тот мог даже развернуться и уйти, если она не ответит.
Папа вошел, чуть ссутулясь, робея, сел на край кровати, положил широкую ладонь Майке на ноги. Немного помолчал, покусал щеку изнутри – он делал так всегда, когда подыскивал слова.
– Ты бы не брала его в постель все-таки, дочка.
Майка накрыла ладошкой Петровича, сладко спящего в ложбинке над ее ключицей. Котенок совершенно справедливо признал в Майке огромную кошачью мать и теперь не отходил от нее ни на шаг. Майка даже подумывала, как бы его протаскивать с собой на учебу, пока хоть немного не подрастет.
Уходить папа, по-видимому, не собирался, и Майка отложила планшет.
– Пойдем чай попьем, может? Мама нас ждет. Она пирог заливной испекла.
– Не хочется. Иди пап, я учусь.
– Давай ты мне не будешь рассказывать, что ты там делаешь. – Папа придвинулся к стене спиной, и Майке пришлось согнуть ноги в коленях. – Дай кота.
Майка бережно сгребла Петровича в ладошку и передала папе, тот приложил котенка к щеке, потом к носу, поводил туда-сюда и улыбнулся.
– Мягонький. Хороший какой. Говорят, кстати, если рядом с беременной женщиной живет зверь, у ребенка меньше вероятности аллергии в будущем.
– Чуть из дома меня не выгнал с этим мягоньким. – буркнула Майка. Потом повернулась, положила ноги на подушку, а голову – папе на колени.
