– Не нужно было тормозить, – сказал Джей Джей и сделал еще один глоток моего кофе, затем вновь скривился и отставил кружку в сторону.
У меня не было налички – честно говоря, я все еще ходила в пижаме, – поэтому мне пришлось позаимствовать две двадцатки из стеклянной банки, в которую мы скидывали деньги для подобных случаев: заплатить разносчику пиццы, дать чаевые курьеру или купить мятное печенье у девочек-скаутов. Раньше она всегда стояла на шаткой стопке поваренных книг, но сейчас их осталось лишь две. Я закрутила крышку на банке, а затем вышла за порог.
Солнце только взошло, и плюс ко всему на улице было немного пасмурно. Я скрестила пальцы, чтобы к завтрашнему дню все прояснилось, и поспешила по деревянному настилу террасы. По бокам дома росли цветы, высаженные папой, а позади находилось большое свободное пространство. Скоро тут установят шатер, в котором завтра пройдет свадьба, а в детстве мы безуспешно уговаривали родителей вырыть здесь бассейн. Правда, нам устанавливали батут между теплицей папы и офисом мамы.
Я пересекла террасу, спустилась по каменным ступенькам, прошла мимо гаража и вышла на подъездную дорожку. И конечно же, там стояло черное стэнвичское такси.
Водитель копался в телефоне, поэтому я постучала по стеклу. Он вздрогнул и посмотрел на меня, а затем опустил стекло на пассажирской двери.
– Привет, – слегка наклонившись, сказала я. – Извини, что напугала. Я принесла деньги.
Взглянув на счетчик, на котором значилась сумма в тридцать пять долларов, я протянула ему двадцатки, надеясь, что оставшихся денег хватит на чаевые.
– Спасибо, – сказал он, забирая деньги и сбрасывая счетчик, а затем посмотрел на дом. – Я раньше не приезжал сюда? Мне кажется, будто я откуда-то знаю ваш дом.
Я тоже на него посмотрела. Его построили в начале века в викторианском стиле, но со временем и со сменой владельцев он стал «франкенштейнским» («Стал монстром Франкенштейна», – постоянно поправлял Дэнни) с пристройками и надстройками, которые нельзя было отнести к какому-то архитектурному стилю. Но он все еще поражал своим видом – три этажа, бело-черная отделка, зеленые рамы, козырек на крыше и широкое крыльцо, которое мы украшали тыквами и гирляндами – они мерцали со Дня благодарения до Дня святого Валентина.
Этот дом знали миллионы читателей «Центрального вокзала Грантов», поскольку вымышленные Гранты жили точно в таком же доме, вплоть до цвета оконных рам. И, скорее всего, именно поэтому он показался таксисту знакомым.
– Мама рисует комиксы, – гордо заявила я. – Может, вы его там и увидели?
Но через секунду моя улыбка дрогнула: я говорила в настоящем времени, хотя хотя это уже было не так.
На лице водителя проявилось озарение, и он кивнул.
– Думаю, да… Комикс про бигля, верно? Того, который постоянно ест?
Я кивнула. Бесспорно, бигль Вафля стал звездой «Центрального вокзала Грантов». Он появился, когда мне исполнилось пять, и какое-то время товары с его изображением разлетались как горячие пирожки. Это единственный персонаж без реального прототипа. Мы не держали домашних животных – у Линни была аллергия на кошек, да и мама всегда утверждала, что пятеро детей и так вносят хаос в жизнь, собака точно лишняя.
– Да, это он.
– Круто.
Таксист кивнул и задом выехал на дорогу, оказавшись единственным, кто в этот час ехал по нашей тихой улице.
Когда я направилась к дому, что-то розовое привлекло мое внимание. Я осмотрела улицу. Ну конечно же: вверх по дороге, петляя от усилий, ехала Сара Стивенс. Может, она всего лишь двенадцатилетняя семиклассница, но при виде нее во мне медленно нарастал гнев.
