Во взгляде покорность. Как у собаки, которая целый день дожидалась в пустой квартире хозяина. Поздно вечером хозяин вернулся: уставший, вымотанный, злой, со своими запутанными мыслями и неразрешенными проблемами. Ему не до собаки, он её не замечает, ему хочется сытно поесть, выпить горячего чая, сесть на диван, вытянуть ноги и отдохнуть. А собаке хочется другого: её тянет на улицу, туда, куда она стремилась вырваться на протяжении бесконечного дня. И она подходит к хозяину, касается холодным влажным носом его ноги, лижет ладонь, перебирает лапами, тихо поскуливает и во взгляде её покорность. Собачья покорность.
Взгляд Тамары очень напоминал взгляд собаки.
Анна Марковна нажала кнопку автоматического тонометра, знаком показав Тамаре, чтобы та не двигалась и сохраняла тишину. Секунд через тридцать все услышали:
– Силы небесные! Давление повышенное!
– Сколько? – устало поинтересовалась Тамара.
– Сто девяносто на девяносто два. И пульс зашкаливает: сто семнадцать ударов. Тамара, это тахикардия!
– Тахикардия – не так страшно, главное, давление. Моё «рабочее» сто двадцать на семьдесят. Сто девяносто многовато! У меня кружится голова, – толстушка усмехнулась. – Голова болит, заду легче.
– Тамара, оставьте свои поговорки, со здоровьем не шутят.
– Вы правы-правы. Как говорится: здоровому и нездоровое здорово, а нездоровому и здоровое нездорово, – она опять не упустила возможность вспомнить пословицу.
– Тамара Михайловна, не волнуйтесь, – Вера достала шприц, ловко вытащила его из упаковки и обратилась к дяде: – Дай мне одну ампулу.
Виталий Борисович протянул племяннице красно-жёлтую упаковку. Вера сделала Тамаре укол, пообещав, что через полчала давление нормализуется.
– Я посижу с вами, – заверила Тамару Анна Марковна. – Потом измерим давление ещё раз. Герман, и вы здесь? Я вас не заметила. – Анна Марковна кокетливо поправила челку и быстро коснулась до ворота бежевого халата.
Он обратил внимание, что даже сейчас, ночью, на лице Анны Марковны был мастерски наложен макияж. Похоже, она вообще его никогда не смывает, должно быть, испытывает огромный комплекс по поводу возраста.
Тамара проследила за взглядом Анны Марковны, увидела Германа, прищурила глаза. Виталий Борисович представил их друг другу, а Вера тихо, но твёрдо напомнила всем, что сейчас не самое подходящее место и время для бесед.
Управляющий согласился, взял Германа под руку и они в сопровождении Веры вышли в коридор.
– Спокойной ночи, Герман, – крикнула им вслед Анна Марковна.
Он обернулся. Лицо Анны Марковны озарилось улыбкой.
– Вас разбудила наша возня? – спросила Вера.
– Я ещё не спал.
– Бессонница? – в голосе Виталия Борисовича скользило сочувствие.
– Работа.
Вера понимающе закивала.
– Ночь – время не для сна.
– Прости, что ты сказала? – поднял брови Виталий Борисович.
– Для писателей, – пояснила Вера.
– Из меня точно писатель не получится, спать ложусь в одиннадцать часов, стоит замешкаться – бессонница одолевает. Полуночников никогда не понимал и вряд ли пойму, мне легче встать в четыре утра, чем лечь в половине третьего. Между прочим, сегодня уже не засну. Нет! Ну да ладно, главное, чтобы Тамаре Михайловне полегчало. Мне бы кофейку крепкого сейчас, Верочка, не организуешь?
– Герман, вы к нам присоединитесь? – спросила Вера.
– В другой раз, – вяло ответил он.
Вера с дядей стали удаляться. Теперь он стоял в коридоре один, в номер заходить не торопился, думал о чём-то настолько глубоком, что не сразу почувствовал, как по ногам прошёлся сквозняк.
