Теперь, я верю, что чернильное дерево – это символ надежды и просвещения. Чернила его – священны. Кто знает, какой текст можно написать этими чернилами, и какое события это за собой повлечет. Возможно, мое стремление, как священника Вальдевартской церкви, сообщать о благословении чернильного дерева было не случайным. Я думаю, мне предназначено стать хранителем тайны и сделать все возможное, чтобы поделиться истиной. Дать моим прихожанам и всем другим, возможность причаститься к этому прекрасному источнику.
Есть, правда, кое-что, что по-прежнему беспокоит меня. И чем больше я об этом думаю, тем более важным для меня это становится. Странный, неземной черный цвет. Бог никогда не создал бы такого. Что-то здесь не так.
Немного ниже приписка, выполненная дрожащей рукой:
«Взрослые, дети и старики. Все, кто присутствовал на ритуале…
Не выжил никто. Мертвые зовут меня».
– Вот, что еще мне удалось найти. «МолоХ» выкупил здесь землю в 1950, но начал работу в Вальдеварте с 1957 года, – рассказывала Николь, пытаясь согреть озябшие пальцы о горячую кружку с чаем, – Реставрация, перепланировка, застройка пустых участков – все это заняло еще четыре года. Первые резиденты медицинского комплекса прибыли на Ярмарку Чернил в 1961 году. Тридцать человек. Тогда еще «МолоХ» не сосредотачивал свое внимание на творческих людях, и учреждение куда больше напоминало психиатрическую клинику. Хайгер обещал революцию в психиатрии, и предпочитал работать с наиболее опасными пациентами, среди которых были не только безобидные аутисты, но и психопаты, маньяки, шизофреники и пироманы. То место, где сейчас располагается городской музей, в те времена было центральным комплексом лечебницы, где содержали особо буйных и потенциально опасных преступников. Многие тюрьмы не желали брать на себя ответственность, а психбольницы не могли справиться с такими пациентами. Все по классике жанра: высокие стены, надежная ограда, КПП на каждом въезде и выезде.
– Не слишком-то правила поменялись, как я погляжу.
– Так или иначе, но правительство курировало проект Хайгера, продвигало его, выделяло бюджет на закупку оборудования и аппаратуры. Удобное сотрудничество для обеих сторон, если подумать.
– Власти избавлялись от преступников, а Хайгер получал новый материал для изучения. Хорошая схема.
– Только до определенного момента. В 1990 году правительство отказалось финансировать проект, произошел раскол, и часть сотрудников «МолоХа» покинула Вальдеварт. Подробности этого дела не разглашаются. Скорее всего, Хайгер потребовал слишком много, или власти попытались внести в его планы свои коррективы. Душевнобольные, которых поставляли тюрьмы, были переведены в Берлинские клиники, а «МолоХ», временно затих.
– Ключевое здесь – это слово «временно». Я прав?
– Именно. Спустя восемь лет, правительство снова обратило внимание на Вальдеварт. Хайгер, к тому времени уже лежал в могиле, а его место перешло совету директоров, которые не придумали ничего другого, как переоборудовать психлечебницу в санаторий. Деньги, получаемые от государства, были настолько крохотными, что едва позволяли сводить концы с концами. Откуда брать новые инвестиции, если не с приезжающих богатеев?
– И тогда «МолоХ» решил сосредоточиться на помощи писателям и художникам?
– Они это называют богемной интеллигенцией. Но в остальном – все так. На данный момент, через Вальдеварт прошло около полутора тысяч человек, если брать в расчет самых первых пациентов.
