А через год после его смерти в семье появился Стас – бывший мамин одноклассник, успевший и в Чечне повоевать, и за бандитами в городах поохотиться, а ныне служивший офицером полиции Апатитского отдела МВД. Для кого-то желанный муж, опора и поддержка; для других обезумевший от ПТСР тупой солдафон, связавший себя с ментовкой. Она его поначалу представила как простого помощника по хозяйству, но только в те же четырнадцать Коля узнал, что обручилась мама с ним сразу после смерти мужа, но ещё долго боялась привести его домой, оставляя Колю с бабушкой, пока сама ходила на потрахушки к Стасу, усмиряя бешенство матки.
Отныне же, зная обо всём, Коля нарёк мать предательницей, у которой больше нет имени, ибо предала память отца, быстро убежав к новому ухажёру. Стаса же в глубине души искренне хотел убить, давно присматриваясь к табельному пистолету, что тот хранил дома в своём домашнем сейфе. Даже дубликат ключа от него в тайне от отчима сделал и спрятал в копилке с монетами, чтобы в час возмездия достать оружие и прострелить Стасу голову. Особенно ему это хотелось сделать, когда тот показывал ему приёмы из единоборств, что со стороны выглядело как использование Коли в качестве боксёрской груши для тренировок. Попутно отчим приговаривал:
– Терпи, молоток. Кувалдой будешь! – а после тренировок по всему телу оставались синяки и ушибы. Но и чёрт бы с ним, лишь бы уроки были усвоены. А по итогам таких «тренировок» мальчик так ничему и не научился.
Хотя и не сказать, что отчим был так уж плох для пасынка Он научил его стрелять из этого самого пистолета, который когда-нибудь убьёт Стаса. Обязательно убьёт, если, конечно, этот вечно бухающий мудак с больной головой, избивавший Колину мать, не отправится к пращурам быстрее по собственной инициативе.
***
Утро второго сентября в Апатитах выдалось относительно прохладным, а Коля как назло ещё и оделся не по погоде. Весь замёрз. Думал, что в автобусе согреется, но там его преследовала новая напасть – необычайно забитый пассажирами салон. Его до такой степени зажало между людьми, что, казалось, из-за эффекта диффузии он сольётся с остальными пассажирами в единое целое, и будут они вот таким многоруким и многоногим мутантом, будто вылезшим из преисподней – из того круга ада по Данте, где геев и лесбиянок склеивают воедино за содомитский грех при соитии, и оторваться друг от друга они уже не могут.
В такие моменты, несмотря на наличие вокруг огромного числа людей, Коля чувствовал себя особенно одиноко. Словно никто не хочет замечать его – маленького человека, не говоря уже про его проблемы в жизни. Никто не обратит внимания, если он задохнётся посреди салона. Жаловаться, конечно, грех, ибо если не нравится – купи автомобиль или ходи пешком. Но Коля жаловался не на дискомфорт, а на безразличие окружающих, на их кислые рожи и безжизненные взгляды. Ни один из них не протянет руку помощи, проходя мимо, если Коля вдруг упадёт. Переступят, да и всё… Будто не заметили, будто его и нет в природе.
Такое уже было раз, когда его маленького в возрасте семи лет толкнул какой-то бичара. Коля попросил того вести себя приличнее, а в ответ получил сапогом по яйцам. Десять минут пролежал на снегу на глазах у всех, корчившийся от боли, но никто даже палец о палец не ударил, чтобы ему помочь.
Когда автобус проехал мост, Коля не выдержал и выскочил из салона в районе магазина «Арктика». А точнее выдавился, протиснувшись меж двух толстожопых женщин бальзаковского возраста, будто пробка из бутылки, чувствуя себя ладонью Джека Воробья, пытавшегося освободиться из кандалов во второй части «Пиратов Карибского Моря». Дальше пошёл пешком, с удовольствием и свободно заглатывая воздух полной грудью.
