Габриэль, вернув всю свою невозмутимость, спокойно подхватывает меня на руки – как раз в тот момент, когда я тянусь к застежке левой туфли.
– Принцесса не может выглядеть неподобающе.
Мне есть что сказать в ответ – и о принцессе, и о «подобающе», и о том, что меня бесцеремонно хватают и куда-то несут (ну и что, что я сама предложила – это же еще не значит, что можно сразу хватать!)
Но говорю только:
– Господи, за что?! – А потом какая-то деталь шлейфа порывом ветра затыкает мне рот, да так эффективно, что всю оставшуюся дорогу я занята только тем, что пытаюсь ее выплюнуть и попутно не свалиться с рук рыцаря.
Оглядываться по сторонам, я конечно, не успеваю. И очень удивляюсь, когда вместо классной комнаты (как бы она ни выглядела в сказочном мире – я уже ко всему готова) меня сгружают в кресло перед громадным дубовым столом, очень напоминающим тот, что стоит у папы в кабинете.
– Принцесса… Розалинда? – с сомнением интересуется требовательный женский голос, мгновенно навеявший неприятные воспоминания о моей школьной директрисе.
– Зовите меня просто: Виола, – машинально откликаюсь я и поднимаю взгляд.
С учетом сказочности… А впрочем, директрисы, наверное, во всех мирах одинаковые. Эта отличается только тем, что очки у нее не круглые, а вытянутые и вместо блузки ярко-алое платье в золотистую блестку. Но декольте такое же. И взгляд. Впрочем, нет, во взгляде сейчас изрядная доля удивления. Мадам смотрит на меня, на лист с портретом Роз на столе. Снова на меня. На портрет. Опять на меня. Плененная в лифе платья грудь при этом так колышется – ну прямо как у порноактрисы в фильмах «18+», которые папа у себя на диске С в папке «Совершенно секретно» прячет и думает, что простенький пароль кого-то остановит. А вообще-то я считала, что у тех актрис это монтаж да спецэффекты, и грудь должна подчиняться законам физики. А вот ведь…
– Виола? – наконец поднимает бровь директриса. И смотрит на меня с таким омерзением, как будто перед ней сидит не лягушка, а по меньшей мере тутовый шелкопряд в розовых кружавчиках.
– Да-да, – киваю я. – Жабенком меня папа зовет, а друзья – Виолой. Ну а так я, конечно, Розалинда.
Вообще-то друзей у меня нет, если не считать Роз. Она зовет меня Ви, но что-то мне говорит, если я предложу это мадам директрисе, она грохнется в обморок от изумления.
– Итак, Розалинда, – выдыхает директриса. И тут же, совсем не в образе тоненько вскрикивает: – Но когда вас успели проклясть?!
Я ловлю взгляд Габриэля, стоящего у книжного шкафа с таким невозмутимым видом «я – мебель», что настоящему шкафу должно быть стыдно. И понимаю, что если что-нибудь не придумаю, а скажу правду или заставлю директрису (она же маг, да?) залезть мне в голову, то, хм в, шкаф закатают меня.
– Понимаете, папа, в смысле, мой отец-король, – начинаю я, – меня очень любит. И так как проверку драконом или турниром мой суженый уже не пройдет, папа… в смысле, его величество… Но он же боится отдавать меня абы кому…
– Абы кому?! – еще тоньше восклицает директриса.
Я бросаю взгляд на Габриэля и сглатываю.
– Ну… в смысле, мой отец хочет убедиться, что принц в меня влюбится… Чистосердечно. В смысле искренно. А вы же знаете, такие проклятия снимет только поцелуй настоящей любви!
В наступившей после этого тишине кот мадам директрисы, здоровенный черный манул, тяжело приземляется на стол с полки шкафа, ложится в позу сфинкса и, глядя на меня, высовывает язык. Розовый, яркий, очень выразительной на черной бархатной морде.
