– После обеда встретимся в той ж е песочнице! Понял?
Никандрыч, вернувшись копать огород милой старушке, кормившей его блинами с прошлогодним засахаренным вареньем, не сразу осознал, что у него дрожат руки. Он сказал старушке, что плохо себя чувствует, взял кусок мыла, свежую футболку и пошёл к реке. Волга протекала через город, и та часть, где волею судьбы оказался не так давно Никандрыч, располагалась почти на самом берегу. Стоял конец мая, вода была холодной, но больше Никандрычу помыться было негде… Он тщательно вымылся, несмотря на холод в воде, выстирал бельё и джинсы, погрелся на солнце, расстелил, как в детстве в деревне, чистые джинсы на траве, отскрёб по мере возможности руки, и время обеда приближалось. Он сам не знал, почему его так потянуло в этот двор, чем приворожила зеленоглазая золотоволосая малышка с серьезным лицом, читающая в восемь лет средневековые легенды… Конечно, немало людей, в том числе маленьких детей, источающих невероятное обаяние, и это никак не объяснить… А, может, дело вовсе не в малышке, а в её бабашке?…
Так или иначе, но ещё задолго до обеда Никандрыч уже сидел на песочнице и смотрел, как на детской площадке мамы, уткнувшись в телефоны, изредка покрикивают на шаливших детей. Он не знал, на какую сторону выходят окна Изольдиной квартиры, но втайне надеялся, что на двор. И что Изольда-старшая, хлопоча на кухне, иногда поглядывает в окно, высматривая возвращающуюся из летнего лагеря внучку. Никандрыч так волновался, что курил сигарету за сигаретой, пока мамы не сделали ему замечание. В общем-то многие его тут уже знали, обращались по поводу разных мелких работ, шабашек, считали своим и относились к нему хорошо. Он слыл отзывчивым, добрым, работящим, а если и выпивал, то уходил куда-нибудь в гаражи.
Пару раз за всё время к нему подходил участковый Банкин. Первый раз был очень строг, смотрел подозрительно, проверил паспорт, хмыкнул, спросил, откуда прибыл? Выслушал историю его появления, объяснил:
– А я думал, ты мигрант какой! Больно уж внешность у тебя… странная. Как у лица кавказской национальности, мы раньше так в сводках писали. Думал, ты абрек какой….
Никандрыч выразил полную солидарность с участковым, объяснив, что сейчас он ещё поприличнее выглядит, поседел, да и глаза не такие жгучие, а в юности был почти черноглазым, да к тому жгучим брюнетом, и в армии получил прозвище Грузин. Он и сам не знал, почему такой. Отец жгучим брюнетом не был. Сестрёнка похожа на мать, светленькая, а он, видимо, в отцовских предков: отец говорил, что они из терских казаков, а какой казак не имеет восточных кровей!
Банкин присматривался несколько дней к новому субъекту своей территории, потом сказал, что жить здесь можно, никто его не обидит, но только пусть и он ведёт себя хорошо и пьяный не появляется, а то Банкин непременно заберёт его и сдаст в обезьянник.
– Ты, Никандрыч, главное, не безобразь! – изрёк Банкин, угощая Никандрыча сигаретой. – Лето перекантуешься, а к зиме, может, мы тебе какую-то работёнку подберём. Может, и в общежитие пропишем. А пока у тебя – испытательный срок! Не пропадёшь!
Банкину было лет сорок. Он родился и всю жизнь прожил в этом доме, после армии пошёл в милицию, служил в ОМОне, даже в Чеченской войне поучаствовал, служил в разных подразделениях, а когда старый участковый засобирался на пенсию, Банкин тут же напросился на его место. И был очень доволен.
