Надира вовсю хлопочет возле плиты. Видимо, мы сегодня снова ждём гостей или какой-то праздник, но мне об этом не сообщается. Свекровь со мной последнее время вообще старается не разговаривать, только осуждающе посматривает. Я уверена: последний мой разговор с мужем ей уже известен.
Обед практически готов, слышу шум подъехавшей машины возле ворот, надеюсь, пораньше вернулся Рустам. Хочу с ним снова поговорить, попробовать убедить. Но во двор входит незнакомый мужчина.
– Здравствуйте этом дому! – громко говорит он по-русски, и я понимаю, что это тот мужчина, который разговаривал утром с Нурматом.
С любопытством его рассматриваю. Образ соответствует занятиям. Он в куртке и брюках камуфляжной расцветки – серо-зелёной. Невысокий, подтянутый, широкие плечи. Чёрные коротко подстриженные волосы, трёхдневная, а может и недельная щетина, тёмный мрачный взгляд из-под чёрных бровей. Свекровь толкает меня в сторону дома, почти шипит, чтобы я быстро скрылась с глаз, бежит к этому мужчине.
Я не спешу удаляться, с любопытством наблюдаю, как она бросается ему на шею, как он нежно обнимает её… как его куртка на мгновение распахивается, и я вижу рукоятку пистолета, торчащую из кобуры у него на боку. Бегу в свою комнату. Я ничего не видела!
В доме незнакомый мужчина, значит, я не должна выходить без особого приглашения. Не очень и хочется. Сижу в своей спальне, мучаюсь от безделья, что для меня непривычно, и от беспокойства – это уже вошло в норму. Жду вечера, когда вернётся с работы Рустам, подбираю аргументы для разговора. Хотя, он может вообще не приехать, и теперь мне ясно, по какой причине. С удивлением осознаю, что совсем не испытываю ревности. Обида, беспокойство за свою судьбу, разочарование, боль, но не ревность. Наверное, я просто его не люблю. В дверь кто-то тихо скребётся. Открываю, Медина с тарелкой.
– Бибиджон сказала, чтобы ты обедала тут и не выходила.
– Спасибо, девочка моя. А ты не знаешь, кто приехал сейчас к бабушке?
– Знаю. Это амакджон (дядя) Дан.
Какое странное имя, на кличку похоже или на имя итальянского мафиози – Дон Карлос, Дон Педро. Впрочем, у них у всех тут имена для меня странные.
– А часто этот дядя приезжает? – спрашиваю у девочки.
– Нет. Я его один раз только видела. Он страшный. Он дарит подарки мне, братикам, маме, и ничего не говорит. Он говорит только с папой, и как ты, по-русски. Мне нравится говорить по-русски, и я хотела с ним тоже поговорить, но он так посмотрел на меня, что мне стало страшно. И я больше с ним не разговаривала, – объясняет словоохотливая девочка.
Я её понимаю: мне, взрослой женщине, стало страшно, когда просто услышала, как он разговаривает с Нурматом, которому никто здесь слова поперёк не посмеет сказать, а тот его отчитывал, как мальчишку. Да и выглядит этот дядя, как браток из девяностых.
Вечером снова открывается дверь, я надеюсь, что это Рустам, но нет. Входит свекровь. Надира устало проходит в спальню, на лице озабоченность. Находит стул, ставит его напротив кровати, садится. Губы сурово поджаты, в глазах задумчивость. Я сажусь на краешек кровати напротив неё. Видимо, будет разговор.
– Дария, ты знаешь, что я хочу тебе только добра, – начинает свекровь, и я понимаю, что разговор будет не из лёгких. Она никогда не называла меня моим русским именем. Молчу, жду продолжения. – Ты знаешь, что Рустам хочет взять вторую жену. Я отговариваю его от этого.
