Я спускаюсь на кухню, чтобы, как и всегда по выходным, приготовить нам завтрак. Это единственные дни, когда я чувствую себя хорошей женой. Я запускаю капсулы в кофеварку и нажимаю комбинацию кнопок для лучшего утреннего кофе. Шарю в холодильнике в поисках яиц и молока, потому что Дэвид никогда не ставит все на место, у него странная привычка каждый раз класть вещи в разные места, он объясняет это привычкой не задумываться над привычными действиями и делать все на автомате – где есть место, туда и кладет. Но это странно, ведь на автомате ты делаешь привычное действие, а значит, как раз все должно быть наоборот – ставить на привычное место, откуда взял. Но на самом деле я лишь придираюсь к мелочам, потому что Дэвид из тех мужчин, которые все делают идеально и никогда не дают повода усомниться в этом, для этого я и ищу недостатки в его поступках, хотя бы чуть-чуть понимать, что он неидеальный и тоже является просто человеком.
Я ставлю на плиту сковороду и разогреваю масло, принимая решение приготовить сегодня панкейки. Замешиваю тесто, размышляя о том, что это все стало таким рутинным. Мы женаты всего полгода, но все делается на автомате и не происходит никаких событий, способных сорвать нашу привычную жизнь.
Из колонок радио льется музыка 90-х, и я кручу бедрами, стараясь пританцовывать, как делаю это каждое субботнее утро, пока Дэвид спит в нашей кровати. Я пока не понимаю, нравится ли мне все это – вот такая обычная, привычная жизнь. Но до вчерашнего вечера я считала, что это ненормально, а теперь я думаю, что яркий взрыв в нашей обычной жизни супружеской пары абсолютно ненужный. Я же почти счастлива. Вот только почему я все еще чувствую вкус губ Фабиана и мне кажется, его аромат летает вокруг меня все то время, что я стою на кухне? Это совсем ненормально.
Пока на сковородке жарится первая порция, я лезу на самый верх полки и достаю карамельный и кленовый сироп, который так любит мой муж.
– У тебя постоянно пищит телефон, – я оборачиваюсь на потирающего глаза Дэвида, он протягивает мне телефон, и на его лице отражается лишь недовольство, – я же просил не брать сотовый в спальню.
– Прости, – я забираю трубку из его рук, кладу её на барную стойку и подхожу к своему мужу, – совсем вылетело из головы, что он там, я думала, он внизу в сумке.
– Но в следующий раз я пошлю всех, кто названивает в такую рань в субботу, – он улыбается, и я знаю, что Дэвид совсем не злится. Он, кажется, вообще не умеет злиться, что почему-то кажется мне странным.
– Вкусно пахнет, – он притягивает меня к себе и заключает в крепкие объятия, упираясь носом в мою шею и прикусывая плечо.
– Сегодня у нас панкейки на завтра, – довольно улыбаюсь, и по телу пробегает волна того самого желания, которое я обычно испытываю к Дэвиду. Я живая, я чувствую что-то к своему мужу. Внутри все завязывается в странный узелок напряжения, но мне нравится это чувство рядом с мужем. Он опускает руки на мою попу, прикрытую лишь тонким шелком пижамных шорт, и с силой сжимает её, отчего по телу пробегает повторная волна желания.
– Я совсем не о еде, – шепчет он рядом с моим ухом и прикусывает мочку, отчего из моих губ вылетает стон и на лице Дэвида появляется победная улыбка.
– Еда может пригореть, – могу лишь выдавить из себя я, в то время как Дэвид проходится губами по моей ключице, задевает губами тонкое кружево моего пижамного топа и усмехается, видя, как по коже пробегают мурашки.
