Уже через четверть часа Виталий отыскал на третьем этаже кабинет с табличкой «Начальник училища генерал-майор Попов Ю. В.». Всё в точности совпадало с тем, что говорил Кирилл Захарович. Виталий Абрамов был не из робкого десятка, однако топтался у двери уже добрые пять минут, не осмеливаясь не то, чтобы зайти в кабинет, а даже постучать. Никогда в жизни он не только с генералом не разговаривал, а даже с капитаном или майором не вступал в беседу. Неизвестно, сколько ещё времени он бы промаялся у двери, но она неожиданно отворилась, и из неё вышел высокий, с благородной сединой в волосах, мужчина с генеральскими красными лампасами на форменных брюках. Он вопросительно посмотрел на рослого плечистого юношу, прытко отскочившего к стене, и, не без подозрения, спросил:
– И что здесь ожидают гражданские молодые люди возле моего кабинета?
– Я к вам от товарища Сураева, – неуверенно промямлил Виталий.
– От капитана Сураева, от Кирюши что ли, – недоверчиво протянул генерал, – какими судьбами?
– У меня к вам от него письмо, – тихо проговорил Виталий, вынимая из сумки аккуратно сложенный конверт.
– Ну, что же ты застрял у двери, – укоризненно покачал головой начальник училища, – заходи, милости просим.
Он несколько минут читал письмо, после чего окинул Виталия долгим оценивающим взглядом и чуть ли не приказал:
– Итак, товарищ абитуриент, быстренько все документы на стол, хочу посмотреть, какими кадрами пополнится наше училище.
Просмотрев, протянутые Виталием, бумаги, он с хмурым видом покачал головой и укоризненно промолвил:
– Прямо скажем, не густо. У меня тут училище не пехотное, а инженерное. Математику надо знать не на три, а на «шесть» баллов, да и другие предметы не мешало бы подтянуть.
Виталий молчал, а генерал встал из-за стола и закурил, жадно заглатывая сладковатый дым папиросы «Герцеговина Флор», которые любил Сталин. Пуская в приоткрытую форточку замысловатые дымные колечки, он резко повернулся к Виталию и непререкаемым голосом отчеканил:
– Значит так, господин Абрамов, мой фронтовой товарищ просит принять участие в твоей дальнейшей жизни. Его просьба для меня, если и не закон, то, как говорится, прямое руководство к действию. И это велит мне всеми правдами и неправдами зачислить тебя в училище.
Генерал испытующе посмотрел на Виталия и, выпустив изо рта очередную порцию дыма, продолжил:
– Хотелось бы, всё-таки, выполнить просьбу своего друга правдами, так сказать, на законном основании. До вступительных экзаменов остался месяц. С тобой интенсивно позанимается один из наших доцентов кафедры математики. Почти уверен, что он успешно подготовит тебя для успешной сдачи экзамена. Остальное – тоже попытаемся подправить.
Начальник училища очередной раз поспешно взглянул на часы и уже скороговоркой, не без пафоса, почти торжественно, сказал, видимо, уже многократно отточенную фразу:
– Нелёгкую, но нужную, как армии, так и народному хозяйству специальность военного топографа и инженера-геодезиста могут освоить только те, кого привлекает романтика неисхоженных дорог и белые пятна на карте, кто интересуется астрономией и движением небесных светил, кто не боится ни жары, ни холода, ни гор, ни пустынь, ни математики, ни физики, кто хорошо ориентируется на местности, умеет плавать и скакать верхом на лошади, хорошо владеет оружием и водит автомобиль.
Виталий восторженно смотрел на генерала. Его высокопарные слова попали в эпицентр юношеского сознания. Он, неожиданно для самого себя, привстал с краешка стула, на который боязливо приземлился четверть часа назад, и как-то боязливо, но в тоже время с приличной долей уверенности, произнёс:
