– Татьяна Робертовна, давайте я вам дрова поколю и уберу, а то прямо на дороге валяются, растащить могут.
– Мне вроде обещало начальство, да что-то не торопится.
– Обещанного три года ждут.
– А тебе не тяжело?
– Да мне в удовольствие. Дома на всю зиму заготовил, пока отец в тайге.
– Ну, если в удовольствие, буду благодарна. Только на пятерки по блату не рассчитывай.
– Да нужны мне эти пятерки, я и на тройках до конца года доеду.
– Только до конца года, а потом?
– Работать пойду, и в тайгу хочется, там интереснее.
– Может, ты и прав, занятие для настоящего мужчины. Подожди, я топор вынесу.
Он придирчиво осмотрел топор и забраковал:
– Слабенький, и топорище расхлябанное. Сразу видно, что мужика в доме нет.
– Так уж получилось.
– Не переживайте. Я домой сбегаю и свой принесу, тут рядом.
Колоть дрова он любил и умел. Особенно ему нравилось, когда чурки разлетались с одного удара. Хотелось, чтобы Юлия вышла и посмотрела, как ловко у него получается. Но она не выходила. Татьяна Робертовна догадалась, о чем он думает, и сказала:
– Юля у меня приболела, пойду чаем с малиной отпаивать.
На всякий случай он выбрал толстенный чурбак, высмотрел метик, тюкнул по нему топором, удостоверился, что в нем наметилась щель, в которую оставалось ударить колуном, чтобы чурбак развалился, и откатил его в сторонку, надеясь, что Юлия все-таки выйдет и он сможет показать свою удаль. Но вышла только мать, переодевшаяся в старое осеннее пальто, и стала собирать в поленницу колотые дрова.
– Не надо. Я сам все сделаю.
– Должна же и я свою лепту внести. Юля тоже хотела, но ей переодеться не во что.
– Так болеет же. Зачем рисковать. – Но в отговорку не поверил: если бы хотела, могла бы и выйти.
– Кстати, почему тебя Коляном дразнят?
– Потому что я и есть Колян.
– Некрасиво как-то, – поморщилась Татьяна Робертовна, – словно беспризорник из ночлежки. А ты вон какой статный парнина. Тебе же по святцам имя давали. Существует два праздника – Никола летний и Никола зимний. Овчинников из Юлиного класса родился в августе, значит, он Никола летний. А ты в ноябре, значит, Никола зимний. У вас даже характеры соответствуют. Он мягкий и покладистый, ты – сильный и волевой.
– Я и не знал.
– Теперь знаешь и требуй, чтобы звали Николой.
– Как я потребую?
– Характер покажи.
Когда стало темнеть, Татьяна Робертовна сказала:
– Хватит. Согласно законодательству у школьников укороченный рабочий день. Этак меня и привлечь могут.
– Да тут немного осталось.
– Все, все, все, никаких разговоров. Пойдем чай пить.
– Неудобно как-то, – начал отказываться, хотя самому не терпелось увидеть Юлию.
– Это мне неудобно отпускать работника, не угостив.
Он почему-то думал, что в квартире приезжей учительницы должен быть какой-то особый порядок и особые вещи, но ничего особенного не увидел, разве что свободного места больше. Без лишних ведер, чугунов с кастрюль. Стол в горнице был уже накрыт. Юлия разливала чай. Каждая чашка стояла на блюдце. Его мать блюдца под чашки не ставила. А радиола «Рекорд» такая же, как и у них. Но этажерки с книгами в его избе не было. Над кроватью, чуть выше подушки, приколот портрет бородатого мужика. Сестра Верка тоже вешала открытки с артистами, но этот на артиста совсем не походил. Юлия была одета в махровый халат с капюшоном, как у брезентового плаща, и он никак не мог понять, зачем капюшон домашней одежде, неужели на случай дырявой крыши? Но спросить постеснялся. А про мужика спросил.
