Николай I. Биография и обзор царствования с приложением - страница 16

Приведенный выше отзыв о Николае Павловиче Ф. Вигеля, при всей своей субъективности, отражает действительное отношение к нему офицерства, а через это последнее – и других кругов общества. Интересно, с другой стороны, отметить, что сам Николай Павлович уже в то время в отдельных проявлениях нарушения дисциплины усматривал нечто большее, чем простую распущенность, истолковывал протест против фронтовой муштры как симптом более серьезной оппозиции, подмечал в этом связь с тем недовольством, которое распространялось в обществе, и как бы вел с нарастающим движением определенную борьбу. В собственных записках Николая Павловича читаем: «По мере того как я начал знакомиться со своими подчиненными и видеть происходившее в других полках, я возымел мысль, что под сим, т.е. военным распутством, крылось что-то важное, и мысль сия постоянно у меня оставалась источником строгих наблюдений. Вскоре заметил я, что офицеры делились на три разбора: на искренне усердных и знающих, на добрых малых, но запущенных и на решительно дурных, т.е. говорунов, дерзких, ленивых и совершенно вредных; но сих-то последних гнал я без милосердия и всячески старался от оных избавиться, что мне и удавалось. Но дело сие было нелегкое, ибо сии-то люди составляли как бы цепь через все полки и в обществе имели покровителей, коих сильное влияние сказывалось всякий раз теми нелепыми слухами и теми неприятностями, которыми удаление их из полков мне оплачивалось». Оставляя в стороне ту личную оценку назревающего движения, которая ясно сквозит в этих словах великого князя, мы не можем отказать ему в верном понимании внутренней связи между теми явлениями, которые ему приходилось наблюдать.

Нелюбимый офицерством и обществом, великий князь Николай Павлович с 1817 года постоянно живет под гнетом мысли, что готовится что-то, с чем ему придется, быть может, со временем сводить счеты. Эта мысль должна была тревожить его все более и более по мере того, как перед ним обрисовывалась перспектива вступления на престол. Прежде чем, однако, перейти к вопросу о том, как состоялось назначение Николая Павловича наследником престола, будет не лишним отметить те случаи, когда он выдвигается прямо и в силу естественных условий как заместитель государя, и обрисовать вместе с этим ту группировку, какая к этому времени начинает слагаться между отдельными членами царской семьи.

С 30 сентября 1817 г. до половины июня 1818 г. Николай Павлович с супругой провел время в Москве, где присутствовал 12 сентября вместе с государем на закладке храма Христа Спасителя на Воробьевых горах. 17 апреля 1818 г. в кремлевском дворце (Николаевском) у великокняжеской четы родился первый ребенок – сын, будущий Царь-Освободитель Александр II. Император Александр покинул к этому времени Москву, отправившись в Варшаву на открытие польского сейма и затем в Бессарабию. Лишь к июню государь вернулся в Москву, куда вскоре после этого прибыл и тесть великого князя Николая Павловича – прусский король с наследным принцем: принц Вильгельм все еще, со времени бракосочетания его сестры, оставался в России.

К 22 июня 1818 г. двор переселился в Петербург. Вскоре после этого, 27 августа, государь снова уехал на конгресс в Ахен, где и оставался до декабря. Обе императрицы также отправились за границу: Мария Феодоровна – повидать своих дочерей в Веймар, Штутгарт и Брюссель, а Елизавета Алексеевна к своей матери в Баден; великий князь Михаил Павлович также путешествовал в это время за границей. Николай Павлович с супругой остались единственными представителями царской семьи в Петербурге. Местом пребывания великокняжеской семьи в Петербурге был Аничков дворец; здесь 6 августа 1819 года у великого князя родился второй ребенок – дочь Мария Николаевна. За этим следует сравнительно долгий период – с лета 1820 г. до начала 1822 г. – отсутствия Николая Павловича в Петербурге. В июле 1820 г. великокняжеская чета отправилась за границу, на этот раз для поправления здоровья великой княгини: 20 июня этого года она разрешилась от бремени мертвым ребенком. Зиму Николай Павлович с супругой провел в Берлине, а лето 1821 г. – в Эмсе. Настоящее пребывание великого князя в Берлине, совпавшее с теми событиями, какие разыгрывались в это время в Германии и вообще в Европе, имело, по-видимому, большое для него значение в смысле развития в нем охранительных взглядов. На этот раз он имел случай и более непосредственно соприкоснуться с политикой: в феврале 1821 г. по поручению императора он приезжал из Берлина в Петербург, чтобы подготовить гвардию к предполагавшемуся выступлению в поход ввиду итальянских событий (революция в Пьемонте), а по возвращении ездил в Троппау, где в то время был на конгрессе император Александр, получивший здесь известие о беспорядках в Семеновском полку. В то же время пребывание в Берлине еще более упрочило родственные и дружеские симпатии Николая Павловича к берлинскому двору и его расположение к прусской армии, а отсюда и вообще к военному режиму. «Здесь порядок, строгая безусловная законность, никакого всезнайства и противоречия, все вытекает одно из другого; никто не приказывает прежде, чем не научится повиноваться; никто без законного основания не становится вперед другого; все подчиняется одной определенной цели, все имеет свое назначение», – так определял он впоследствии свое предпочтение военного начала гражданскому. К концу лета 1821 г. великий князь вернулся в Россию, заезжая по дороге к цесаревичу Константину Павловичу в Варшаву. Зимой с 1821 г. на 1822 г. Николай Павлович проживал большей частью в Вильне, где находилась в это время квартира 1-й гвардейской дивизии и была расположена его бригада, лишь временами наведываясь в Петербург. Зато часть этой зимы вся царская семья провела вместе: в Петербурге гостил цесаревич Константин Павлович, с 1816 г. живший постоянно в Варшаве. Это продолжалось, однако, недолго. К концу января 1822 г. цесаревич уехал, а в конце лета того же года уехал за границу на Веронский конгресс и сам государь. До января 1823 г. Николай Павлович снова оставался в Петербурге как представитель царской семьи