Никто, кроме неё - страница 12
– Боже мой, неужели он картёжник? – воскликнула Элен.
– Весьма вероятно.
На самом деле в карточных играх Роуз не видела ничего страшного, многие мужчины её круга коротали вечера с друзьями за партией покера. Но иногда карты превращались для игрока в манию. Именно так случилось с отцом Маргарет, который всегда был азартным человеком, но покер стал для него болезнью. Генри, родной брат матери Элен, проигрывал за карточным столом огромнейшие суммы до тех пор, пока кредиторы не отобрали заложенный им дом и они с Маргарет, переехали жить в поместье к Роуз. Однако почти полное разорение не остановило Генри Уитона и он продолжал играть, занимая в долг. А когда отец Элен, потеряв терпение, отказался платить за шурина, тот пустил себе пулю в висок. Это были ужасные времена. Элен вспоминала о них с содроганием. С одной стороны их семья избавилась от человека бесконечно проигрывающего деньги, с другой – он был всё же роднёй и, в общем-то, неплохим человеком, если не считать его губительной страсти. С того злополучного дня отец Элен чувствовал себя виноватым и стал ещё чаще прикладываться к бутылке. А дочери Роуз и Уитон, обе рано потерявшие матерей, сдружились, став друг другу совсем как родные сестры. И Элен, как старшая на два года, чувствовала себя ответственной за Маргарет.
В кабинете было тихо. Оливье давно уже ушёл, решив своим присутствием не беспокоить девушку. Он слишком долго прослужил у семьи Роуз, чтобы понимать, о чём думает сейчас Элен. Она была благодарна ему за тактичность и чуткость, которая позволяла слуге понимать настроение воспитанницы.
Элен вытерла слёзы и отогнала тяжелые воспоминания. Что же, если Кинберг заядлый картёжник она должна об этом узнать. А ещё вернуть ему деньги. Что будет потом, когда она останется совсем без средств, она решила пока не думать.
***
Сегодня, как и всегда, Эдварду в покер не везло. Они играли уже шестую партию, а хорошие карты в его руки не шли. Кинберг не был охоч до азартных игр, но посещение увеселительного заведения по вторникам стало традицией мужчин его круга. В игральном доме редко бывали женщины. Здесь их женихи, мужья, отцы и братья могли спокойно за бокалом коньяка и дорогими сигарами поговорить на сугубо мужские темы, не отвлекаясь на женские глупости.
– Ещё партию, господа? – спросил барон Николс.
– Нет, я на сегодня пас, – поднял руки Эдвард.
– Что такое, граф, вы потеряли веру в то, что однажды капризная Фортуна повернётся к вам лицом? – пыхча толстой сигарой спросил маркиз Сандерс.
– Он предпочитает, когда капризницы поворачиваются к нему задом, – загоготал барон Пиквел, собирая карты.
– Крейк, – укоризненно покачал головой Эдвард, – мне кажется вы выпили лишний бокал Rémy Martin
– Да, прошу прощения, господа, за свои вольности.
– Бросьте барон, женщин здесь нет, а нам стесняться нечего, – ответил Алан Николс. – Ну же граф, ещё партию, я уверен, что вам вот-вот повезёт.
Возразить Эдвард не успел. К нему наклонился подошедший лакей.
– Граф Кинберг, вас спрашивают.
– Меня? Кто?
– Не имею чести знать. Женщина.
Эдвард удивленно поднял бровь, но спрашивать больше ничего не стал. Вместо этого он объявил участникам игры, что покидает их интересную компанию.
– Вы надолго? – спросил барон Николс.
– Это как получится, – развел руками Эдвард.
– Если речь идёт о женщине, то сегодня графа можно уже не ждать, – со знанием дела произнес Крейк Пиквел.